Синтия Хэррод-Иглз - Черный жемчуг

Двор заполонили лошади и слуги; дамы одна за другой поднимались на румбу, с которой садились верхом, когда подводили их лошадей. Две пожилые служанки наблюдали эту сцену из окна верхнего этажа. Двор окутывала прохладная тень, витал легкий, волнующий аромат июньского рассвета. Солнце уже поднялось над крышами строений, согревая верхнюю часть дома, поэтому служанки отворили оконную раму и оперлись локтями о подоконник, наслаждаясь теплом.

Внизу, во дворе, Аннунсиата Морлэнд оттеснила свою кузину Кэти и заняла место на тумбе, махнув рукой груму, держащему под уздцы ее пони. Маневр был проделан так ловко, что остался незамеченным для всех во дворе, кроме самой Кэти, но Кэти уже привыкла к тому, что к Ней относятся пренебрежительно. Однако обе служанки отлично видели все, и одна из них досадливо покачала головой.

– Молодая леди определенно заслуживает порки – слишком уж дерзко она ведет себя, а бедняжка мисс Кэти...

Эллин метнула на свою соседку раздраженный взгляд. «Бедняжка мисс Кэти», некрасивая и болезненная, не пользовалась вниманием и любовью у слуг дома Морлэндов, более расположенных к здоровым и крепким ребятишкам. У самой Лии никогда не хватало времени для Кэти, и на протяжении всего детства той доставались только, шлепки и ругань – причем никому и в голову не приходило назвать ее «бедняжкой Кэти». Эллин знала, что причиной неожиданного сочувствия была просто зависть. Обычно Эллин не позволяла никому, кроме себя, осуждать Аннунсиату, но не далее, как сегодня утром в Шоузе Эллин потерпела поражение в одной из постоянно учащающихся размолвок со своей молодой госпожой, поэтому сейчас только пробурчала что-то неразборчивое себе под нос.

Они наблюдали, как грациозно Аннунсиата уселась в седло и подобрала поводья, пока слуга поправлял ее пышные юбки. Аннунсиата одевалась просто, по моде того времени – без кружев, перьев и тому подобных украшений, но при этом ей удавалось держаться так, что ее черная суконная амазонка походила на придворный наряд, а коренастый пони серой масти – на молочно-белого сказочного коня. Ее блестящие темные локоны выбивались из-под черного капюшона, как будто ничто было не в силах сдержать их поток, и сердце Эллин забилось от гордости при виде того, как ловко ее госпожа отъехала в сторону, уступая место поднявшейся на тумбу Кэти. Контраст между девушками был поразителен, и Эллин забыла о своем недовольстве молодой хозяйкой, невольно подумав, почему бы Аннунсиате не занять положение этого уродливого пугала, Кэти?

– А тут и порка не поможет, – пробормотала она. Лия разозлилась. Она была старше Эллин, к тому же ее положение воспитательницы и старшей над горничными Морлэндов ставило ее неизмеримо выше Эллин, которая занимала такую же должность в Шоузе – обветшавшем доме маленького, почти не приносящего дохода поместья.

– Если что и нужно твоей мисс Аннунсиате, – строго произнесла она, с достоинством приосаниваясь, – так это замужество. Четырнадцать лет – это немало. Моя хозяйка в четырнадцать была уже замужем, и ей это не повредило.

– Так ведь твоя хозяйка была неученой, – заметила Эллин. – Моя госпожа умна, ее мозг ловок, как угорь.

– На мой взгляд, дамам ученость ни к чему – от нее нет никакой пользы, – возразила Лия.

– Старая хозяйка была ученой, – с удовольствием напомнила ей Эллин.

Лицо Лии омрачилось. Прошло уже десять лет с тех пор, как умерла Мэри Эстер Морлэнд – в тот же год, как убили короля, – а Лия все еще горевала о ее смерти. Лия нянчила Мэри Эстер ребенком, была возле нее всю жизнь – сначала в качестве няньки, потом горничной, домоправительницы и компаньонки и, наконец, воспитательницы детей Мэри Эстер. Потеря хозяйки для Лии была равнозначна потере зрения.

– Ну и что! Таких, как старая хозяйка, больше нет, – возразила она, отметая этот довод. – А твоя мисс должна была выйти замуж за Кита-младшего – так решили, когда она только родилась. Об этом все знают, так чего же она тянет? Ей уже четырнадцать, а жениху девятнадцать – почему бы им не пожениться и покончить с этим? Кит-младший – завидный жених, и если мисс не будет вести себя разумно, ей не видать его как своих ушей.