Вскоре она приблизилась к огромному залу со стеклянными стенами. Вероятно, это была оранжерея – но такой огромной оранжереи Джоанна никогда еще не видела. В центре зала стоял огромный стол, освещенный китайскими фонариками; на столе же поблескивал сервиз из золота и серебра, и еще там было…
Джоанна глазам своим не верила: посреди стола, огибая блюда и супницы, протекал… поток воды.
Она подошла поближе, чтобы получше рассмотреть рукотворный ландшафт – поросшие мхом берега реки, крохотные мостики, плавающие на поверхности растения и серебристых с золотистым отливом рыбок, сновавших в освещенной свечами воде.
Джоанна смотрела на «речку» как зачарованная, ничего подобного она даже представить себе не могла.
Было очевидно, что этот стол накрыт для принца и избранных гостей, а простым смертным, в том числе и Джоанне, угощение было приготовлено в саду, куда один за другим направлялись десятки слуг в бело-голубых ливреях. Они держали в руках дымившиеся супницы, всевозможные блюда, корзины с фруктами, вазы со сладостями и ведра с замороженным шампанским – все это подавалось в шатре, устроенном прямо под звездным небом.
На гостей такое угощение, конечно же, производило ошеломляющее впечатление. Но Джоанну все это совершенно не интересовало. Покинув оранжерею, она осмотрелась. Отовсюду доносились громкие возгласы гостей – они восхваляли щедрость принца и обменивались впечатлениями. Джоанна же чувствовала лишь горечь поражения.
И тут, взглянув на стеклянную стену оранжереи, она увидела Даркурта. Маркиз в дальнем конце огромного зала беседовал с Принни – тот по случаю нынешнего приема облачился в алую униформу фельдмаршала. Рядом с принцем восседал будущий король Франции, брат обезглавленного французского монарха; говорили, что он своим поведением значительно приблизил смерть. Будущий правитель покраснел и, казалось, испытывал некоторую неловкость. Ходили слухи, что он страдал жестокой подагрой, – слухи вполне правдоподобные, потому что он был еще более тучным, чем Принни.
Сидевшая рядом с мужчинами герцогиня Ангулемская была необыкновенно бледна – вероятно, неважно себя чувствовала. Но если бы не эта бледность, то ее лицо вполне можно было бы назвать привлекательным. Джоанна слышала, что герцогиню мучают частые приступы головной боли, и она очень страдает из-за них. Очевидно, недуг этот появился после тяжких испытаний, выпавших на ее долю. Ведь юную герцогиню бросили в тюрьму вместе с ее коронованными родителями, теткой и братом. Всех их по одному уводили на казнь, и лишь странный каприз членов революционного трибунала спас молодую аристократку – отсечение головы ей заменили изгнанием.
Бросалось в глаза, что в Карлтон-Хаусе не было Каролины, жены принца-регента. Она не получила приглашение, и даже поговаривали, что Принни приказал охране не пропускать ее, если она вдруг вздумает явиться на вечер. Но Каролина была не единственной знатной особой, отсутствовавшей во дворце. Сама королева, не одобрявшая поведение принца и его женитьбу, отклонила приглашение на праздник; более того, она не пустила сюда и своих дочерей.
Отсутствовал, разумеется, и король, запертый из-за очередного приступа безумия. Впрочем, на сей раз явных признаков болезни не наблюдалось, однако Принни, не считаясь ни с чем, объявил себя регентом. Ходили слухи, что принц и его младшие братья развлекались, подражая речам и жестам обезумевшего отца. Возможно, они и сейчас собирались повеселиться таким образом. Однако Джоанна очень надеялась, что этого не произойдет.
Что же касается гостей, то все они, по мнению Джоанны, казались слишком уж веселыми, неестественно веселыми. Только Даркурт являлся исключением. Судя по всему, он ужасно скучал, однако смирился со скукой. Да, именно смирился. Все окружавшие его люди, в том числе и принц-регент, старались развлечь его, но у них ничего не получалось. Хотя маркиз, конечно же, проявлял учтивость, то есть отвечал на вопросы собеседников и не забывал вежливо улыбаться.
Джоанну снова охватил гнев. Этот человек сидит и улыбается – наслаждается всеобщим вниманием! А она с ума сходит от беспокойства, ведь Ройс… «Нет, нельзя думать о брате, – сказала себе Джоанна, – потому что от таких мыслей действительно можно лишиться рассудка».
Взяв себя в руки, она снова осмотрелась. Что ж, этот нелепый праздник когда-нибудь закончится, Даркурт уедет, а она отправится следом за ним и станет его Немезидой [1], безжалостной и беспощадной. И он не сумеет от нее спастись – ему не удастся!
Читать дальше