Мари-Бернадетт Дюпюи: Лики ревности

– Помолимся, сестричка, – сказала Зильда.

– Спасибо, с радостью, – прошептала Анна.

Кутаясь в шерстяную шаль, Изора вышла на улицу. Тома с сигаретой во рту вышагивал взад-вперед перед домом. Увидел, что она идет к нему, и поежился.

– Это слишком тяжело! – Он отчаянно старался не заплакать. – Словно натянутая нить, которая в любое мгновение может оборваться у нас на глазах.

– Не спорю, тяжелый момент, но только для нас. Анна сейчас счастлива – лежит рядом с рождественской елочкой в окружении всей семьи, у нее есть любимая кукла и музыкальная шкатулка.

– Если бы это была твоя сестра, ты бы запела по-другому! – обиделся он.

– Тома, я ее люблю, как младшую сестренку, хотя у меня никогда не было сестер. А когда любишь, нужно думать о том, кого любишь – о его радостях, а не о собственных страданиях.

– Ты, конечно, права… Знаешь, в последнее время ты очень изменилась, Изора.

– Я свободна – вот и весь секрет. Представь, я получила от родителей письмо, они поздравляют меня с зимними праздниками. Отец даже написал три слова: «Дочка, будь серьезной!» – и нацарапал под ними свою подпись.

– Похвальный совет, только слегка запоздавший, – окрысился Тома. – Видел бы он, как ты позволяешь инспектору Деверу целовать себя в губы!

– Кто тебе сказал?

– Никто. Я сам вас видел. Прямо ошалел от удивления. Я-то думал, ты порядочная девушка, будущая учительница. Ты спишь с ним?

Такого Изора никак не ожидала. Холодность его тона уязвила ее.

– Тебя это совершенно не касается. К тому же не тебе учить меня нравственности: Йоланта была беременна, когда ты на ней женился, да или нет? Ты и ее обзывал распущенной?

Тома повернулся к ней спиной, бросил окурок на землю и яростно растоптал его. Только сейчас Изора заметила, что идет снег. Она подставила лицо снежинкам, и тут ее осенила неожиданная догадка:

– Такое впечатление, что ты ревнуешь, – усмехнулась она.

– Что за чушь? Я все еще забочусь о тебе, защищаю, потому что твой отец так и не научился это делать.

– Мне ничего не угрожает. Да, Жюстен мой любовник. Он мне нравится. В конце месяца мы вместе едем к его матери в Париж праздновать Новый год. Понятия не имею, что будет дальше. Скорее всего, вернусь в Феморо или, может, сюда – в Сен-Жиль. Одно знаю точно – хочу оставаться свободной. Впрочем, сейчас не время об этом говорить. Пойдем в дом!

Тома подбежал к девушке и схватил ее за локти. Не сводя с нее пристального взгляда, тихо спросил:

– А если забеременеешь, что тогда? Конечно, он на тебе женится! Любой бы женился. Изора, ты такая красивая и…

Голос у Тома был ласкающий, с ноткой чувственности, выдающей его волнение. Она подняла голову, чтобы увидеть его лицо. Снежинки сверкали в ее черных волосах, словно подаренная зимой диадема. Трепеща от переполнявших его чувств, Тома прижался ртом к ее губам. Изора полностью отдалась поцелую, о котором так часто мечтала. Губы у ее большой любви были теплые, сладкие и нежные. Он обнял ее, не переставая целовать. Прижавшись к нему, она снова вернулась в тот чудесный кокон безопасности и полнейшего счастья, который спасал от любой беды еще в те далекие времена, когда она была маленькой и так нуждалась в участии Тома. Теперь она выросла, в объятиях другого стала женщиной, но ощущения остались те же – ни с чем не сравнимое блаженство.

С порога донесся крик Зильды.

– Быстрее! Где вы? Анна! Быстрее! Это конец.

Тома с Изорой поспешили в дом с неприятным ощущением, будто их резко выдернули из запретного мира, в котором они оказались по чьему-то недосмотру.

– Тома! Изора! – причитала Онорина. – Скорее, она отходит! Наш маленький ангел нас покидает!

Бледная, с закрытыми глазами, девочка едва дышала. Жером держал ее за руку и вполголоса читал молитву. Тома, никого не стыдясь, заплакал. Отец похлопал его по плечу, глотая слезы:

– Держись, сынок! Хорошо, что она хоть не мучается. Если бы ей было больно, мы бы увидели, верно?

Изора опустилась на колени возле кровати, прижалась лбом к тоненькому телу умирающей:

– Анна, моя маленькая Анна, не знаю, слышишь ли ты меня, но обещаю тебе жить полной жизнью – ради тебя. Буду сильной, как ты, и такой же мужественной! Я стану присматривать за детьми, которых мне доверят, научу их читать и думать, а когда им взгрустнется – обязательно развеселю. Моя тряпичная кукла всегда готова танцевать перед маленькими больными девочками или перед теми, кого обижают. Часто, очень часто я буду рассказывать о тебе, Анна, потому что ты этого заслуживаешь, и я тебя люблю!