– Стреляете первыми? – Правой ладонью он прикоснулся к своему левому боку. – Я заметил.
Он улыбнулся, чтобы его слова не прозвучали слишком обидно.
Либби почувствовала, как учащенно забился ее пульс. Внутренний голос предупреждал ее о неведомой опасности. Она ощущала угрозу, исходящую от Уокера. Неужели она ошиблась, приняв его за безобидного путника? Быть может, он опаснее Бэвенса!
Она отошла от его кровати.
– Вы, должно быть, голодны. Чайник стоит на плите. Я принесу вам еду. Вы обязательно должны что-нибудь съесть. – Она отвернулась и торопливо покинула комнату.
«Не верь чужакам», – напомнила себе Оливия минуту спустя, доставая чашку из кухонного шкафчика.
Этого правила она неуклонно придерживалась целых шесть лет. Она не могла позволить себе забыть его – даже ради такой обезоруживающей улыбки, как у этого необыкновенного незнакомца.
Сама того не желая и безо всяких на то причин она вдруг вспомнила своего отца. Человека с царственной осанкой, седыми волосами и серыми глазами. Человека, который покупает и продает людей точно так же, как покупает и продает собственность, или корабли, или что угодно еще. Человека, для которого каждый в этом мире имеет свою цену. Даже его собственная дочь. Она должна была принести ему южную железную дорогу, о которой он мечтал так много лет, и черт с ними, с ее чувствами!
Либби закрыла глаза, прислонившись к буфету. Она не хотела думать об отце, эти мысли делали ее несчастной: ей все равно не удастся его переделать и заставить относиться к себе по-другому.
В памяти постепенно возник образ матери, и Либби почувствовала, как к глазам подступили слезы.
– О мама! – прошептала девушка, и сердце ее сжалось.
Знает ли мама, что у Либби все в порядке, что дочь живет хорошо и счастлива? Дэн Диверс отправил из Шейена по почте письмо Либби, когда в прошлом году ездил в городок по делам. Получила ли Анна Вандерхоф ее послание? Это был безрассудный поступок – написать после стольких лет молчания! Но после смерти Аманды ей стало совсем невмоготу от одиночества, и тоска по матушке усилилась.
– Мамочка, – прошептала она…
Либби вздохнула и открыла глаза. Что-то она разволновалась и расчувствовалась. Здесь, в «Блю Спрингс», она нашла ту жизнь, о которой мечтала. У нее есть своя земля, свои овцы и свой дом. У нее есть Сойер, ей есть кого любить; у нее есть верные друзья – Мак-Грегор и юный Рональд. И, самое важное, – у нее есть свобода! Она никому не принадлежит. Никто не может указать ей, что делать, что говорить, что чувствовать. Она свободна и намеревается оставаться такой.
Глубоко вздохнув, Либби наполнила миску супом, поставил ее на поднос и понесла назад в спальню. Она намеревалась помочь мистеру Уокеру выздороветь и отправиться в путь – чем скорее, тем лучше.
Когда на следующее утро Либби вошла в спальню, неся мазь, чистые бинты и теплую воду, она обнаружила, что ее «пациент» сидит в кровати, прислонившись к изголовью.
– Доброе утро, – поприветствовал он девушку.
Пять дней она без сомнений и смущения обрабатывала его раны, но ведь тогда он, совершенно беспомощный, лежал без сознания! Сейчас он уже не казался таким беспомощным. Ремингтон внимательно наблюдал за ней, и она поняла: он знает, как нежно, словно о близком человеке, она заботилась о нем.
Кровь прилила к щекам девушки, но она напомнила себе, что ничего незнакомого в мужском теле для нее нет. Аманда Блю не признавала ложной скромности. «У нас нет времени на такую чепуху», – сказала Аманда Либби в тот день, когда в их дом внесли Роберта Мак-Лейна и уложили его на кухонный стол; сломанная бедренная кость неуклюже торчала через разорванные брюки. За годы, проведенные на ранчо «Блю Спрингс», Либби привыкла заботиться о здешних мужчинах, какие бы болезни и несчастья на них ни сваливались. Ремингтон ничем не отличался от остальных.
Молодой человек шутливо кивнул в сторону кувшина в ее руках.
– Надеюсь, это не завтрак?
– Нет, мистер Уокер. Я пришла сменить ваши повязки.
Она поставила все, что принесла, на тумбочку у кровати, глубоко вдохнула, склонилась над своим «пациентом» и стянула вниз до талии укрывающую его простыню, открыв широкую, мускулистую грудь. От одного взгляда на полоску черных волосков, сужающуюся к низу живота и уходящую под простыню, Либби вдруг охватило странное волнение. Она надеялась, что он не заметил, как слегка задрожали ее руки, когда она осторожно сняла повязку с раны на боку. Либби знала, что он за ней наблюдает. Она прямо-таки физически ощущала на себе его взгляд.
Читать дальше