Робин Хэтчер - Гордая любовь

Ремингтон встал со стула и медленно обошел вокруг стола. Сердце Либби забилось, когда он подошел к ней поближе. Она ждала этого часами, днями, месяцами.

Он наклонился и поцеловал ямочку на ее шее. По рукам пробежали мурашки, она закрыла глаза и запрокинула голову, наслаждаясь охватывающими ее ощущениям.

– Из вас получилась очаровательная новобрачная, миссис Уокер, – шепнул он ей на ухо, и Либби снова задрожала от восторга.

Она поймала его взгляд.

– Миссис Уокер, – повторила Либби, словно немного удивляясь, – Миссис Ремингтон Уокер.

Он прижался к ее шее с другой стороны.

– Прекрасная, – прошептал Ремингтон, касаясь губами ее кожи.

Либби не успела заметить, как оказалось, что она стоит рядом с ним. Его пальцы медленно спускались по ее спине, расстегивая пуговицы платья, спуская лиф с плеч. Прохладный воздух нежно коснулся ее кожи. Либби вздрогнула, предвкушая предстоящее наслаждение.

Ремингтон повернул ее к себе и сжал ладонями лицо. Он смотрел на нее сверху вниз, лаская взглядом, полным обещаний и любви. Либби почувствовала, как внутри у нее все словно размякло и потеплело.

– Спасибо, Либби.

– Спасибо? – повторила она.

Он снова поцеловал ее в губы, в нос, в веки.

– Да.

Ее сердце забилось быстрее.

– За что?

– За то, что подарила мне то, ради чего стоит жить. Я уже забыл, что в мире существуют добро и красота, был полон горечи и озлоблен, хотел только мести. Ты показала мне, что на свете существует нечто лучшее. И это – ты.

Он снова поцеловал ее долгим страстным поцелуем.

Она обвила руками его тело, ноги стали словно ватные, ее охватила страстная истома. Чувства переполняли ее сердце. Она хотела столько сказать ему, но слова не шли с губ. Только не теперь, когда он так ее целовал. Не теперь, когда его руки блуждали по ее телу, снимая платье, белье, корсет и чулки.

Потом… Потом она скажет, как сильно любит его. Потом расскажет, чему он ее научил – свободы невозможно добиться, если бежать от трудностей. Ее можно обрести только в борьбе. Свобода не означает одиночество. Свобода подразумевает умение отдавать себя и свое сердце другим.

Потом… Она скажет ему все это и еще многое другое. После того, как он отнесет ее в постель и ляжет с ней рядом. После того, как теплыми губами прикоснется к ее груди и тела их сольются в единое целое. После того, как они вознесутся на небеса, к звездам, и вернутся на землю.

Потом… Еще будет время на это и на многое другое. Они свободны любить друг друга всю оставшуюся жизнь.

Май, 1894. Ранчо «Блю Спрингс», Айдахо

Из окна комнаты своего дома Либби Уокер наблюдала, как розовые пальцы рассвета ласкают горную гряду на западе. Темные краски ночи медленно уступали место дрожащим теням утра, и ставшая Либби родным домом долина возвращалась к жизни, наполняясь знакомыми звуками. Кукареканье петуха. Лай собаки. Блеяние ягненка. Даже нетерпеливое мычание Мелли.

Утро – любимое время суток Либби. Дом еще хранит тишину, и миссис Уокер может спокойно поразмышлять о радостях, которые дарит ей жизнь. А радостей у нее немало.

Она опустила взор на младенца, сосущего ее грудь. Ее сынок отпустил сосок мамочки и беззубо заулыбался измазанными в молоке губками, словно понимая, о чем она думает.

– Привет, ангелочек, – прошептала она, запахивая на груди кофту. Потом подняла малыша к плечу и похлопала его по спинке.

Джефферсону Уокеру сегодня исполнилось двенадцать недель. С самого дня рождения он отличался добродушным и покладистым нравом, вовсе не похожим на характер старшей сестренки. Почти трехлетняя Аманда Энн была нетерпеливым, упрямым и своенравным бесенком. Ремингтон говорил, что она копия матери, а Либби считала, что Аманда Энн добьется многого – того, о чем не могла даже мечтать Либби Блю.

– Если я когда-нибудь закажу твой портрет, – донесся из холла голос Ремингтона, – то попрошу, чтобы ты позировала именно так.

Она повернулась, глядя, как он входит в комнату.

– С распущенными волосами, – продолжал он. – Утреннее солнце появляется в окне у тебя за спиной, а на руках ты держишь нашего ребенка. – Он поцеловал ее долго и нежно, поцелуем, который она особенно любила. Потом Ремингтон чмокнул сына в темноволосую макушку. – Привет, Джеф!

Сердце Либби затрепетало от радости. Даже теперь, когда прошло почти четыре года, она с трудом верила, что все это правда, что Ремингтон – её муж, что каждую ночь она спит в его надежных объятиях, что он подарил ей двух очаровательных детишек, которых она обожает и о которых нежно заботится.