Элизабет Бойл: Ночь страсти

Данверс-Холл

1818 год

Не много найдется людей, после грандиозного скандала изгнанных из высшего общества, чья репутация была растоптана, но потом сумевших вернуться в свет, где их встретили с распростертыми объятиями. Именно это и случилось со мной.

После вновь обретенного расположения бомонда я каждый день получал горячие просьбы рассказать о моих опасных приключениях…

Должен честно признаться, что я поведал моим жаждущим слушателям хорошо продуманную версию, изобилующую опасностями, безрассудными поступками и победами, одержанными над противником. И всем им я лгал, так как на самом деле это была история моей любви.

Если бы я рассказывал правду, то угостил бы их перечислением героических подвигов моей невероятной, восхитительной Джорджи, моей дорогой и очаровательной Киприды, которая за одну ночь страсти похитила мое сердце и спасла свою страну.

Колин, барон Данверс.

Лондон

1799 год

— Принимая во внимание документы и свидетельства, представленные суду, я вынужден, капитан Данверс, освободить вас от всех обязанностей во флоте его величества. — С этими словами командующий флотом ударил молотком по судейскому столу, словно забивая последний гвоздь в гроб. Затем наступила оглушительная тишина.

Переполненный зал суда стал свидетелем крушения одной из самых блестящих карьер во флоте, соперничавшей, как полагали некоторые, с карьерой самого адмирала Нельсона.

Многие сомневались, увидят ли они еще когда-нибудь столь стремительное и сокрушительное падение. В зале не было ни одного человека — морского офицера или простого матроса, — который не вознес бы благодарственную молитву Богу за то, что это произошло не с ним и не его жизнь и благополучие были брошены на дно ледяной Атлантики.

Большинство мужчин, собравшихся в зале, занимали высокие посты и были связаны законами чести, морскими традициями и неписаным этикетом, которые грубо нарушил капитан Колин Данверс. Никто не смог бы оспорить ужасных доказательств его предательства и двуличности. Даже адмирал Нельсон, твердая опора и многолетний наставник подсудимого, столкнувшись с неоспоримыми фактами, не представил свидетельств невиновности капитана.

Итак, будущее для капитана Данверса, сиявшее как Полярная звезда, сейчас выглядело угрюмым и мрачным, словно лондонский туман: увольнение из флота и лишение всех наградных денег — суммы, которая вызывала зависть многих его сослуживцев.

Это был момент, достойный гробового молчания.

Что же до самого капитана Данверса, то он стоял перед советом Адмиралтейства выпрямившись, будто проглотил линейку, и широко расправив плечи. И хотя его изгнали, в его взгляде, обращенном к судьям, горели те же необузданность и непокорность, что и были причиной его падения.

— Это все, милорды? — имел он наглость поинтересоваться.

Командующий флотом взвился, и его усы задрожали от гнева.

— Считайте, вам повезло, что вас не вздернули на рее, вы, наглый щенок.

Некоторые закивали головами в знак согласия. И, правда, будь на его месте кто-то другой, он давно болтался бы в петле. Но семейные связи подсудимого в высших кругах не позволили этому случиться.

Хотя Данверс и был предателем-ублюдком, недавно он унаследовал от своего отца титул барона. К тому же дедушкой капитана по материнской линии был не кто иной, как герцог Сечфилд, человек, которому редко кто отваживался перечить.

Нет, адмиралтейский совет не мог повесить капитана Данверса, но вынесенное ему наказание было весьма впечатляющим.

«У человека отобрали море, лишили светского общества и жизни среди себе подобных. Его выбросили на сушу, и низвергли в ад презрения и насмешек».

Свисток в глубине зала суда оповестил об окончании заседания, и трое судей дружно поднялись со своих мест. Данверс отвесил им вежливый поклон. Затем, словно ему только что доверили командование целым флотом, круто повернулся и с высоко поднятой головой направился к двери. Толпа расступилась, и он остался один в проходе. От него прятали глаза и перешептывались за спиной; некоторые демонстративно отворачивались. Однако он уходил, не замечая всего этого. — Проклятие, — произнес старый капитан несколько часов спустя в одном из офицерских клубов, вспоминая прощальную сцену, — он покинул зал улыбаясь, словно был самим Сатаной.