– Не бойся говорить о нем в моем присутствии, – печально произнесла королева.– У меня были разногласия с мужем, но я простила ему все зло, которое он причинил мне, и горячо молюсь за то, чтобы и он простил меня. Так что ты хотела сказать?
– Только то, что Ваш супруг не призывал вассалов моего дедушки на войну. Короля вполне устраивало то, что дедушка оплачивал содержание наемников. Королева сухо улыбнулась:
– О! Я очень хорошо понимаю эту маленькую хитрость лорда Рэннальфа, – мстительно прошептала она.– А Генри, мой бедный супруг! Он был в трудном положении, и ему не надоедала эта видимость поддержки!
– Я только хотела сказать, – смутилась Элинор из Роузлинда, – что у нас было мало приемов и выездов, да и гостей-то почти не было, за исключением старых друзей, которым не важно, как я веду хозяйство, и какой у нас стол. Поэтому я заранее прошу милостивого снисхождения, если во время Вашего пребывания у нас что-то будет не так.
Но пока все было в порядке. Как только стражники на башнях замка различили королевский герб на флаге приближающегося отряда всадников, подъемный мост на цепях со скрипом опустился, железная решетка в воротах поднялась, и королева въехала во двор замка. Элинор, которая ехала справа от королевы, быстро огляделась. Все было в идеальном порядке: надворные постройки закрыты, двор чисто выметен, скот – в загоне в дальнем углу. Массивные каменные стены замка хмуро смотрели на них, но они давали Элинор ощущение защищенности, безопасности, покоя и даже… счастья!
Так она чувствовала себя всегда в замке Роузлинд. Массивный и грубый, надежный и мощный, он был воздвигнут ее далекими предками для отражения атак врага. И еще ни одна вражеская нога не ступала по замшелым камням его двора. Но сегодня девушку не покидало чувство, что враг уже находится внутри замка – пусть не в грубых солдатских ботфортах, а в изящных туфельках. Но как ни странно, Элинор ощущала не только враждебность и силу, исходившие от королевы, но и затаенную доброту и тепло.
Приглашающим жестом Элинор показала направо, где открылись ворота к другому мосту, и всадницы въехали во внутренний двор. За ними последовали только три рыцаря. Воинов королевы разместят в самой башне, вассалам Элинор придется довольствоваться навесами и палатками, но погода стояла хорошая, и вряд ли это будет для них тяжелым испытанием.
На внутреннем дворе уже собралась челядь, которая прислуживала в замке. При виде королевы волна движения прошла по толпе. Все преклонили колени.
Сэр Саймон, сэр Андрэ и сэр Джон, спрыгнув с лошадей, помогли дамам спешиться и также преклонили колени. Элинор приготовилась сделать реверанс, но королева жестом остановила ее:
– Довольно, дитя мое. У меня кружится голова от твоих приседаний. Да и вообще, я бы предпочла сейчас более прохладное место.
Королева обратилась к коленопреклоненной толпе:
– Можете подняться и приступить к своим обязанностям. Да смотрите, перед хозяйкой будьте так же быстры и проворны, как упали передо мной на колени.
Когда обе Элинор прошли в караульное помещение главного здания, трое дюжих стражников поспешили вперед, к стоявшему в центре зала креслу с высокой спинкой и подлокотниками, на сиденье лежали красиво расшитые подушки. Один встал за спинкой, а двое других держали шесты, прикрепленные так, чтобы кресло можно было нести. Все трое опустились на колени и застыли в ожидании.
Королева уставилась на это кресло широко раскрытыми от удивления глазами. Элинор покраснела, а сэр Саймон разразился оглушительным хохотом, который гулким эхом прокатился по огромной зале.
– Это еще что такое, позвольте спросить?
– Простите, Ваше Величество! – задыхаясь от волнения, произнесла Элинор, вновь приседая в реверансе.– Это – о, боже! Моя бабушка – когда она поднималась по лестнице, то задыхалась и чувствовала боль в груди. А она была моложе вас, и я подумала… Господи! Что за чушь я несу! Я прошу прощения у Вашего Величества. Я ведь не знала, что Вы так… так молоды!
Негодующее выражение сошло с лица королевы. Она протянула руку, подняла Элинор с колен, приблизила к себе и поцеловала.
– Ты девушка добрая и очень предусмотрительная. Конечно, я прощаю тебя. Но ведь доброта и не требует прощения.
Всё еще не отпуская зардевшуюся девушку от себя, королева повернулась к Саймону:
– А ты над чем смеешься, старый вояка? Если бы такая предупредительность исходила от тебя, я была бы сражена наповал. Но, к счастью, я знаю, что от тебя этого не дождешься.
Читать дальше