Жаклин Рединг - Похищенный рай

Она была красива, но не той броской красотой, от которой у всех мужчин сразу захватывает дух. Однако это было поистине очаровательное создание, и достаточно было бросить на девушку лишь взгляд, чтобы проникнуться к ней живым интересом.

— У тебя есть носовой платок, Пенхарст? Лакей тут же передал Данту платок, словно ждал этого вопроса.

Он приложил его к ране на голове девушки. Кровь все еще шла, но уже несильно. В Данте впервые родилась надежда на то, что все еще, может быть, обойдется. Он поднял глаза на лакея, который сидел напротив и наблюдал за своим хозяином. Пенхарст ничего не говорил. Следующую четверть часа они проехали в гробовом молчании. Наконец, когда карета стала замедлять ход, Дант выглянул в окно и проговорил:

— Должно быть, это уже Эйам.

Дождевые тучи сместились в ту сторону, откуда они приехали, небо более или менее очистилось, и луна стала светить ярче. При этом свете Дант заметил двух мужчин, которые преграждали карете путь.

Стабс был вынужден остановиться. Дант пригляделся и понял, что один из этих людей держит в руках горящий факел, от которого в ночное небо поднимались зловещие клубы дыма. В руках у второго был мушкет, и дуло его было направлено прямо на карету.

Тот, что был с факелом, выступил вперед:

— Стойте! Разворачивайте карету и уезжайте обратно. Здесь проезд запрещен!

— Но м-мой хозяин с-срочно ищет лекаря.

Человек, вооруженный мушкетом, направил его на беднягу Стабса:

— В Эйаме он его не найдет.

— Н-но…

Дант устроил девушку поудобнее на сиденье. Ему не хотелось оставлять ее одну, но необходимо было разобраться с тем, что происходило за окном кареты, ибо дело, кажется, принимало серьезный оборот. Он видел, как подрагивает дуло мушкета в нервных руках его обладателя, и ему это совсем не нравилось. Дант представлял себе состояние своего кучера. «Бедняга, наверное, уже на грани апоплексического удара». Он понимал, что, если сейчас не овладеет ситуацией все дело закончится тем, что кому-то прострелят голову. И, скорее всего это будет голова несчастной Стабса.

Дант вновь схватил пистолет и распахнул дверцу кареты.

— В чем дело, джентльмены?

Он вылез и направился к ним. Человек с мушкетом занервничал и теперь взял на мушку Данта.

— Я сказал стоять на месте!

Дант остановился.

— Спокойствие, дружище. Одна старая цыганка как-то сказала мне, что убивать человека, даже не спросив его имя, чревато. На это могут весьма косо посмотреть вон там… — Дант показал глазами на небо. — Надеюсь, вы меня понимаете. — С этими словами он протянул руку. — Я Дант Тремейн, граф Морган. Мы попали в затруднительное положение и просто хотели бы где-нибудь приткнуться…

Человек с мушкетом посмотрел на протянутую руку Данта, но с места не двинулся и оружие не опустил.

— Проезд в Эйам закрыт для всех, даже для вашей светлости. Другого способа остановить распространение заразы мы не видим.

— Боже мой, — проговорил Дант, делая осторожный шаг вперед. — Так вы еще ничего не слышали? Эпидемия чумы закончилась. Но в любом случае мы не из Лондона, дружище, так что вам нечего опасаться. Я только что с континента и еду прямиком из Дувра…

— Я сказал стоять! — прикрикнул стрелок и, вновь наставив мушкет на Данта, положил палец на спусковой крючок. — Я делаю вам последнее предупреждение. У меня приказ стрелять во всякого, кто попытается пересечь эту границу.

Дант только сейчас заметил два колышка с красными тряпками по сторонам дороги.

— Могу вас заверить, джентльмены, что мы не принесем в ваш поселок чуму…

— Нас не беспокоит, что вы можете принести в наш поселок заразу, ибо она и так уже есть в Эйаме. Чума пожирает нас с прошлого года. Началось все с того, что нашему портному, старику Эдварду Куперу, прислали из Лондона посылку с отрезами на платья. Он и не подозревал, что вместе с этой посылкой к нам пришла чума. В первый же месяц у него заболели все родные. Потом зараза перекинулась на остальных. У нас вымерла уже почти половина жителей. Впрочем, никто не считает. Нам страшно, и большинство из нас хотели уехать, но священник Момпессон сказал, что наш христианский долг состоит в том, чтобы не позволить заразе распространяться дальше. Он сказал: «Пусть она останется у нас в Эйаме и не пойдет дальше». С тех пор мы затворились от всего мира и никому не позволяем переступать этих границ.

Дант потрясение уставился на этого человека, с трудом веря своим ушам. Только сейчас он обратил внимание на выражение усталой обреченности, которое было на лицах этих людей. Ему стало ясно, что их обоих сжигает страх.