Барбара Картленд: Охотник за приданым

Прунелла посмотрела вниз на свою книжку, лежащую на коленях, как бы обращаясь к ней за помощью, и ответила:

— Когда мой отец был жив, он помогал вашему... так или иначе.

— Не хотите ли вы сказать, что мой отец занимал у вашего деньги? — осведомился Джеральд Уинслоу.

Прунелла кивнула.

— Я хотел бы узнать размер долга. Не беспокойтесь, мисс Браутон, я полностью возмещу его.

— Не нужно этого делать. Это был скорее подарок, а не заем.

— Я предпочитаю рассматривать это как долг! — В голосе графа послышалась непреклонность. Поскольку Прунелла ничего не отвечала, графу показалось, что он был груб с девушкой, и он быстро добавил: — Поверьте, я искренне благодарен сэру Родерику за поддержку. Просто я удивлен, что моему отцу пришлось обращаться за помощью в таком вопросе.

— Что беспокоит меня, — заметила Прунелла, — это то, что будет в вашем имении в настоящее время.

— Что вы имеете в виду?

— В имении живут старики и инвалиды, единственным средством существования которых является скромный пенсион; если им не платить, то они умрут с голоду, потому что больны, не могут работать и им некуда идти.

— Кто же платил этим людям до моего приезда? Последовало молчание, затем граф сказал еще требовательней:

— Я желаю знать правду, мисс Браутон!

— После смерти моего отца я... — отвечала она.

Прунелла наконец осмелилась поднять на него глаза и проговорила:

— Я не вмешиваюсь в ваши дела... просто этих людей я знаю всю свою жизнь... Те, кто еще может, работают здесь в доме, правда, совсем немного, но это спасает их от голодной смерти, а я не могу равнодушно смотреть, как все здесь ветшает, разрушается и приходит в упадок.

— Таким образом, вы платите моим служащим, чтобы держать мой дом в порядке? — холодно уточнил граф.

— Я понимаю, что это выглядит очень странно, — сказала Прунелла, — но я так часто приходила сюда, когда ваш отец был жив, и я всегда любила Уинслоу-холл, а он для меня значил не меньше, чем мой родной дом...

—И что же еще вы делали?

— Я записывала все в эту книжку, — просто ответила девушка. — Всех, кто получал небольшие суммы каждую неделю, чтобы не умереть с голоду. И тех, кто может работать и немного зарабатывать, в меру своих сил. И ренту, которая поступает более или менее регулярно. Прунелла бросила быстрый взгляд на лицо графа и неуверенно добавила:

— В некоторых случаях... Я совсем отменяла плату за аренду ферм...

— И почему вы это делали?

— Вы не понимаете... — ответила Прунелла, и ее голос зазвучал чуть громче. — После окончания войны цены на продукты ужасно упали. И если бы только это! За последний год многие банки графства обанкротились и люди лишились сбережений всей своей жизни.

Граф молчал, и девушка продолжила:

— Это настоящая трагедия: тысячи людей уволены из армии и флота без всякой пенсии и компенсации за увечья, в то время как стоимость жизни так выросла, а найти работу практически невозможно. Я должна была взять на себя заботу о людях этого имения — ведь больше некому было о них позаботиться! Граф подошел к окну и посмотрел на озеро и парк, окружавший его.

— Примите мои искренние выражения благодарности, мисс Браутон, — сказал он. — Меня только удивляет подобная щедрость с вашей стороны.

В его тоне не слышалось искренней признательности, а похвала совсем не напоминала комплимент, однако Прунелла ответила:

— Если вы действительно благодарны мне... Мне бы хотелось вас кое о чем попросить.

Граф повернулся к ней, и теперь на его лице была улыбка.

— Значит, вы все-таки человеческое существо! — воскликнул он. — Я уже начинал считать вас загадочной филантропкой, которая делает добро во имя спасения если не своей души, то моей, но раз у вас есть человеческие слабости, я готов, в конце концов, поверить в вашу реальность. Прунелла смотрела на него, онемев от удивления. Затем она начала довольно резко:

— Уверяю вас, я совершенно реальна милорд, и одолжение, о котором я прощу, поможет мне избавиться от вполне реальной заботы.

— Я весь внимание, — сказал граф. И снова Прунелле показалось, что он, непонятно почему, смеется над ней.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Граф сел в кресло по другую сторону камина, напротив Прунеллы. Он облокотился на спинку, закинул ногу за ногу и смотрел на нее, как ей казалось, с легкой улыбкой. Так как Прунелла чувствовала себя неловко во время этого визита в Уинслоу-холл, она стеснялась открыто смотреть на графа. Теперь она отметила проницательный взгляд его глаз, таких выразительных на темном от загара лице, обратила внимание на легкое движение губ, придававших ему время от времени циничное выражение. В этом поведении было что-то неуловимое, вызывающее у нее протест. Прунелла подумала, что ничего другого она и не могла бы чувствовать по отношению к человеку, который сбежал из дома при таких недостойных обстоятельствах и вернулся, чтобы критиковать все, что делалось в его отсутствие. После небольшого молчания граф повторил с насмешливой ноткой в голосе: