Элизабет Торнтон - Алый ангел

– Из своих источников? – заинтересованно спросил Шеридан.

Фокс улыбнулся, и Шеридан поднял брови.

– Уж не хочешь ли ты сказать, Чарльз, что ты все еще переписываешься с Талейраном?

– А что, если это так?

– Но он же ярый сторонник Бонапарта!

– Он ярый сторонник Франции, – возразил Фокс.

– Понятно, – прошептал Шеридан. – В любом случае ты не сможешь заручиться поддержкой партии, если Англия объявит войну Франции. Ты ведь столько лет проповедуешь мир!

– Мир с революционерами, а не с такими, как Бонапарт, – терпеливо объяснил Фокс.

– Да, но смогут ли наши понять все именно так?

– Думаю, да, Шерри. Если нам удастся загнать Францию в угол и представить все так, будто она вынуждает нас объявить войну.

– Вряд ли первый консул настолько глуп.

– Тщеславие часто затмевает здравый смысл. А тщеславие Бонапарта не знает границ. А не отправиться ли нам в «Брукс»?

Эта внезапная смена темы, видимо, сбила литератора с толку.

– В какой Руке? – спросил он.

– «Брукс», – поправил друга мистер Фокс. – Вечер только начинается.

– А, хочешь спустить все, что выиграл? Если не возражаешь, Чарльз, я отправлюсь на Кавендиш-сквер. Я обещал Хэрри, что загляну к ней на вечеринку.

– Chacun a son gout , [12]– мягко сказал Фокс.

– Да, – согласился Шеридан, – у каждого свои слабости.

Все прекрасно знали, что слабостью драматурга была очаровательная, эрудированная графиня Бессборо, тогда как мистер Фокс питал страсть к азартным играм. Фокс не очень любил заходить в клуб «Уайт». А в клубе «Брукс», что находился как раз напротив, по Сент-Джеймс-стрит, мистеру Фоксу больше нравился как сам характер игры, так и политические настроения. Игра там была содержательнее, и успех зависел скорее от капризов госпожи Фортуны, чем от умения игрока. Фокс твердо верил в свою удачу.

– Интересно, какая слабость у Дайсона? – задумчиво промолвил он.

– Герцог не очень-то тебе нравится, не так ли?

– Честно говоря, да. Я вообще не в восторге от современной молодежи.

При этих словах оба джентльмена улыбнулись. Обсуждение современной молодежи всегда их развлекало.

Шеридан поднял стакан. Этот тост стал почти обязательным для друзей.

– За молодое поколение, – сухо произнес драматург.

Фокс озвучил традиционное продолжение:

– До чего же скучный, неинтересный народ!

Оба джентльмена с удовольствием выпили.

Спустя короткое время Фокс заметил:

– А ведь мы могли бы научить их кое-чему в этой жизни! Бог мой, Шерри! Они такие недалекие и мелочные!

Шеридан допил остатки бургундского и поставил станин на столик.

– Ты ошибаешься по поводу Дайсона.

Густые брови Фокса тут же взлетели вверх.

– Почему ты так говоришь?

Шеридан пожал плечами:

– Точно сказать не могу, но в нем что-то есть. – Драматург задумчиво смотрел перед собой. – Я подозреваю, что им движут скрытые, но очень сильные страсти.

– Чепуха! – возразил Фокс. – У этого юноши кровь холодная, как у рыбы. Если Дайсон когда-нибудь займет место Питта, это будет печальный для Англии день.

– Думаешь, это возможно?

– В политике все возможно. Но…

– Что?

– Я просто собирался сказать, что прежде чем настанет этот день, у меня, надеюсь, появится способ навсегда выбросить Дайсона из политики.

– Эта задача кажется невыполнимой.

– Верно, – согласился Фокс. – Встретимся завтра, в палате лордов? До сих пор не могу поверить, что пообещал поддержать Питта и его соратников. Дайсон действительно умен, но больше пусть на меня не рассчитывает.

– Питт теперь перед тобой в долгу. Не забудь взыскать с него причитающееся.

По какой-то причине мысль о том, что Чарльз Джеймс Фокс взыщет с мистера Питта причитающееся, показалась джентльменам весьма забавной. Минуту спустя можно было видеть, как неразлучные друзья рука об руку покидают клуб «Уайт», корчась от смеха.

Дом, который Кэм снимал для своей любовницы, находился на Глостер-сквер в районе Марилебон и был всего в нескольких минутах ходьбы от северной части более фешенебельного Мейфэра, где находилась личная резиденция герцога. За последние годы из-за наплыва переселенцев из Франции Марилебон изменился и стал чем-то вроде французского квартала.

Это обстоятельство могло быть только на руку Луизе Пельтье. Луиза сама была французской иммигранткой. Она приехала в Англию почти восемь лет назад вместе со своей овдовевшей матерью, которая вскорости умерла. Девушке тогда было двадцать лет. У нее не осталось практически ничего, кроме платьев. При отсутствии связей в Англии выбор Луизы был весьма ограничен. В течение нескольких месяцев, проведенных в Лондоне, ей предложили два варианта. Первый – стать гувернанткой детей лорда Таттла; второй, предложенный скорее в качестве компенсации, – быть его любовницей.