Данелла Хармон: Дикарь

Р-раз! Мясник выбросил вперед смертоносный кулачище, целясь в лицо. Гарет прикрылся рукой, и жестокий удар пришелся ему в предплечье. Острая боль пронзила руку, Гарет отшатнулся назад. Правая рука беспомощно повисла, неспособная больше ни защищаться, ни ударить.

Когда шотландец бросился на него, как бык на матадора, у Гарета для защиты оставалась только одна левая рука.

Ну, похоже, мне придется туго.

Мясник ударил его изо всех сил. Гарет инстинктивно вскинул раненую руку, чтобы защититься от следующего удара, и хрипло вскрикнул, когда кулак Мясника угодил в место перелома. Его замутило. Пот струился по лицу, и, приготовившись ударить все еще действующей левой, он, взглянув поверх плеча шотландца, заметил нечто возвышающееся над толпой. Восседая верхом на могучем черном звере, на него мрачно смотрел чудовищно рассерженный Люсьен.

Рядом с ним был Фоке, верхом на… не может быть!

Неужели это Крестоносец?

Кулачище Мясника обрушился на его подбородок, и Гарет, у которого из глаз посыпались искры, отшатнулся назад. Проклятие! Он пришел в ярость. Он был зол на Люсьена за то, что тот не поторопился явиться сюда, он злился на брата, восседавшего, как на троне, на своем Армагеддоне, за его холодный взгляд, словно говоривший: «Не я ли говорил тебе, что ты балбес?» Он был зол на Кэмпбелла, на Джульет, на толпу — на всех и каждого. Черт побери, он еще им всем покажет, на что способен! И Спеллингу, который уже прыгает от радости, и Кэмпбеллу, который молотит его кулаками, как дятел дерево, и своему братцу, который смотрит на него с пренебрежением и жалостью.

Не может он проиграть, когда на карту поставлен Суонторп! А победить этого ничтожного поедателя овсяной каши он сможет, только призвав на помощь свой интеллект.

Он может послать меня в нокдаун, но нокаутировать — никогда!

Прижав к груди ставшую беспомощной правую руку, Гарет нацелился левой в глаз Кэмпбеллу, но попал в надбровную дугу. Если мне удастся ослепить его, залив кровью глаза, я еще смогу выиграть этот поединок! Из разбитой надбровной дуги Кэмпбелла хлынула кровь, залив косматую бровь и ресницы. Толпа неистовствовала. Кэмпбелл, взревев, схватился за глаз и затряс головой, а Гарет, воспользовавшись моментом, принялся наносить ему удары в нос, в глаз и снова в кровоточащее надбровье. Кровь текла по лицу шотландца, глаз уже начал закрываться, и Гарет понимал, что, если ему удастся «закрыть» противнику оба глаза, он выиграет поединок. Вдохновленный успехом, он с молниеносной скоростью наносил удары в лицо шотландца, с каждым ударом открывая все больше и больше рану над глазом, пока огромный кельт не поднял обе руки, чтобы защитить лицо. Этот жест вызвал яростное неодобрение толпы, презрительно относившейся к такому трусливому способу защиты.

Обрабатывая левой рукой противника, Гарет взглянул на толпу и увидел Люсьена.

Брат улыбался.

Теперь Гарет гнал Мясника к веревочному ограждению. Вокруг бесновалась толпа, кричали, подбадривая его, приятели из компании шалопаев, ругался на чем свет стоит Спеллинг. Он должен победить! Нокаутировать этого мерзкого шотландца — и Суонторп будет принадлежать ему…

Но Кэмпбелл оправился, собрался с силами. Наклонив голову, он с рычанием двинулся прямо на Гарета. Он обхватил его за пояс, прижав к грудной клетке его сломанную руку, и, подняв высоко в воздух, с силой швырнул на каменный пол. Гарет сильно ударился головой и, когда Кэмпбелл навалился на него всем телом, потерял сознание.

— Проклятие!

Рефери начал отсчет секунд. Перри бросился к Гарету, и они вместе с Вудфордом безуспешно пытались поднять Кэмпбелла с неподвижного тела Гарета.

Четыре… пять… шесть…

— Он не очнется. Остановите поединок, — проворчал Вудфорд.

— Черта с два!

Семь… восемь… девять…

Перри в отчаянии пытался привести Гарета в чувство.

Он хлопал его по щекам, тряс, наклонившись, кричал ему в ухо. Никаких результатов.

Одиннадцать… двенадцать… тринадцать…

Перри был в панике, не зная, что делать: остановить поединок или… Он снова похлопал Гарета по щекам, но тот лежал без движения, даже не стонал от боли. Глаза его, закатившиеся под лоб, были полузакрыты.

Он поднял взгляд и увидел жестикулирующих и машущих руками приятелей, а также возвышающегося над морем голов герцога Блэкхитского на Армагеддоне, который приближался, рассекая толпу, как корабль рассекает волны.

Семнадцать… восемнадцать… девятнадцать…