Барбара Картленд: Ложь во спасение любви

— Я имела успех! Большой успех! — хвасталась Фелисити после очередной поездки, и Кармела всегда доверчиво восхищалась ей.

Вот и теперь, совсем как раньше, Фелисити найдет им обеим занятия, а сама Кармела с радостью будет во всем потакать подруге.

— Каковы твои планы? — спросила она, очнувшись от грез.

Экипаж в этот момент повернул к огромным кованым воротам с красивыми каменными башнями по обе стороны.

За ними начиналась длинная парадная аллея, ведущая к замку.

— Именно об этом мне надо поговорить с тобой, — начала Фелисити, — для осуществления моих планов нужна твоя помощь.

— Моя помощь? — удивилась Кармела.

Фелисити наклонилась к ней и заговорила, чуть понизив голос:

— Ты поможешь мне, Кармела? Обещай, что ты поможешь мне!

— Конечно, дорогая, — заверила Кармела. — Ты же знаешь, я сделаю для тебя все, что в моих силах.

— Я ожидала услышать от тебя именно это, — обрадовалась Фелисити. — Все может показаться тебе немного странным, но я приехала к тебе. Я знаю, ты никогда не подведешь меня.

— Разве я могу подвести тебя или отказать тебе? смутилась Кармела. — Ты всегда так по-доброму ко мне относилась.

Она замолчала, мучительно раздумывая над словами подруги. Фелисити казалась слишком серьезной и слишком взволнованной. Было ясно, что речь пойдет о чем-то необычном и, возможно, трудновыполнимом.

Фелисити все смотрела вперед, где возвышался замок, башни которого четкими линиями вырисовывались на фоне неба.

Его заново перестраивали не так давно, поэтому замок был в современном стиле. Графиня купила его у предыдущего владельца после траура по графу Гэйлстону.

Кармела не раз слышала эту историю. Графиня, первая красавица и душа общества, спустя какое-то время после смерти мужа поссорилась со своим сыном, вступившим в права наследования, и решила навсегда порвать с ним все отношения.

Конечно, она слыла особой весьма властной и решительной, насчет всего имевшей собственное мнение, но все равно сначала никто не поверил в твердость ее намерений.

Однако после длительных ожесточенных споров и бесконечных писем сыну графиня наконец оставила дом, доставшийся ей как вдове, в котором она поселилась после смерти графа.

Забрав все свое имущество, графиня заявила семейству Гэйлов во главе с ее сыном, что впредь она не желает видеть кого-либо из них.

Гэйлы поначалу не осознавали, насколько серьезна ситуация, тем не менее графиня увезла с собой крохотную дочь сына.

По правде говоря, эта девочка и явилась основным поводом для раздора между графиней и ее сыном. Мать Фелисити умерла при родах, а графиня совсем не одобряла современные методы воспитания девочки.

Все внимание молодой граф переключил на своего сына, а матери позволил взять на воспитание Фелисити, полагая, что ребенок поможет рано или поздно устранить конфликт между ними.

Графиня, однако, окончательно обосновалась в другой части Англии и не имела ни малейшего желания мириться с сыном.

Поскольку ее сын отличался таким же упрямством, их отношения с матерью лишь ухудшались, пока в конце концов связь между ними не прекратилась вовсе.

Графиня умерла, а Фелисити направилась во Францию погостить к друзьям своей бабушки. Кармела не знала, вернется ли ее подруга в семью, в сущности совсем чужую и незнакомую для нее.

Конечно, это маловероятно, но жить в замке одной, даже без компаньонки, вряд ли правильно.

— Мы едем домой, — сказала Фелисити, — и дома, как только останемся одни, я расскажу тебе все по порядку.

— Ты заинтриговала меня, — Кармеле не терпелось поскорее все выяснить. — Кто-то ждет нас в замке?

— Нет, пока нет.

Тон Фелисити звучал не совсем естественно, и Кармела всю дорогу боролась со снедающим ее любопытством.

Что же собиралась сообщить ей подруга, и каким образом это касалось лично ее?

Но сейчас более всего прочего Кармелу переполняло чувство благодарности к подруге. Фелисити дала ей возможность покинуть дом пастора, где все, абсолютно все, угнетало девушку, начиная от безобразной обстановки и заканчивая отвратительным поведением детей и грубостью их родителей.

Кармела так и не смогла заставить себя хорошо относиться к пастору и его жене, хотя понимала, что должна благодарить этих людей, они совершенно не вызывали у нее никакой симпатии.

Пастору особенно недоставало христианского милосердия и терпения, а госпожа Купер оказалась недалекой, утомительной в общении, нервной женщиной, перегруженной пустыми делами и заботами, к тому же совсем не любившей своих детей.