Барбара Картленд - Любить запрещается

Через мгновение в дверях кабинета появилась миссис Бенстэд. Она была средних лет и носила очки в розовой оправе, из уголка ее рта небрежно свисала сигарета. О том, что это для нее привычно, свидетельствовали ярко-желтые пятна никотина на пальцах и неистребимый запах дешевых сигарет в кабинете.

– Я сейчас приму вас, – отрывисто сказала она Арии и бросила через плечо девице за столом: – Я послала Люси Джарвис к леди Гримблторп. Позвони-ка и сообщи, что она выехала.

– Леди Гримблторп нужна была супружеская пара, – возразила девица.

– Она удовлетворится тем, кого мы ей нашли, и еще спасибо скажет, – ответила миссис Бенстэд.

Последнюю фразу она выкрикнула, уже усаживаясь за стол, и жестом указала Арии на стул напротив себя.

– Так, посмотрим… Вы уже бывали у нас?

– Нет, – ответила Ария.

– В таком случае мне придется записать ваши данные, – неохотно проговорила миссис Бенстэд, как будто Ария причинила ей невероятные неудобства.

Она покопалась в беспорядке на своем столе, пока среди полудюжины абсолютно одинаковых папок не нашла то, что ей было нужно.

– Фамилия? – осведомилась она.

– Милбэнк, – ответила Ария.

Прошлой ночью она решила не пользоваться собственным именем. Конечно, сказала она Нэнни, это нелепый снобизм – думать, что кто-нибудь мог о ней слышать. Но все же Чарлз – баронет, а отец был знаком со множеством людей. Глупо, конечно, но ей совсем не хочется объяснять кому бы то ни было, почему она вынуждена работать, или обсуждать смерть отца.

Она никогда не забудет те ужасные заголовки и гнусные сенсационные сообщения, которыми были полны все газеты, с фотографиями отца и той женщины, что погибла вместе с ним, и даже снимками Квинз-Фолли.

ЗНАМЕНИТЫЙ БАРОНЕТ ПОГИБ В АВТОМОБИЛЬНОЙ ГОНКЕ ПОСЛЕ ВЕЧЕРИНКИ.

На развороте газеты Ария видела слова, которые могли видеть и другие:

БЛЕСТЯЩИЙ ВЕЛЬМОЖА РИНУЛСЯ НАВСТРЕЧУ СВОЕЙ ГИБЕЛИ.

ПОСЛЕДНИЙ ИЗ ЩЕГОЛЕЙ ВРЕМЕН РЕГЕНСТВА.

Она не верила тому, что читала. Ей казалось невероятным, что отец, которого она видела только накануне, мертв. Но когда в гостиницу роем устремились репортеры, не переставая звонил телефон, ее расспрашивали полицейские, газетчики, руководство отеля – каждый и всякий хотел знать все больше и больше о происшествии – у Арии появилось чувство, что это какой-то кошмар, от которого она никак не может очнуться.

Никто не узнает, с каким облегчением в одно дождливое, туманное утро она прибыла на вокзал Виктории и увидела стоящего на перроне Чарлза. Тогда она рассматривала его как человека, который избавит ее от страдания, на которого можно опереться, ища помощи и поддержки. Она не сознавала, что это ей придется быть сильной, стать той скалой, на которую он мог бы опереться.

Канув в безвестность Квинз-Фолли, они оставили позади скандальные истории о сумасбродствах сэра Гладстона, подробности того, как он в одну ночь выиграл в Монте-Карло целое состояние только затем, чтобы спустить его на следующий день; о костюмированных балах, на которых гостей развлекали легендарные артисты со всего мира; о пари, которые он заключал, когда значительные суммы денег переходили из рук в руки; о его необычном, эксцентричном характере, постоянно доставлявшем материал для газетчиков, что бы он ни сделал или ни сказал.

– Забудь об этом, – сказал ей Чарлз в поезде, увозившем их в Квинз-Фолли, когда Ария старалась выплакать весь тот ужас и боль, которые переживала с тех пор, как весть о гибели их отца попала в заголовки газет.

– Забудь об этом… и о нем! – добавил он тихо, как бы стыдясь своих слов.

Крепко держась за руку брата, Ария верила, что это возможно. До той минуты, когда они прибыли в Квинз-Фолли. Она никогда не забудет выражения, которое появилось на лице Чарлза, когда они вошли в дом и обнаружили, что он пуст.

– Наверное, он убрал мебель куда-то в одно место, – в замешательстве произнес Чарлз.

Но Ария знала правду еще до того, как Нэнни, которая все годы, что их не было, присматривала за домом, приковыляла вниз по задней лестнице и рассказала им, что произошло.

– Мебель увезли вещь за вещью, милые мои, – сказала она. – Из Лондона приезжал фургон с письмом от вашего отца, где было сказано, что я должна отдать им то кресла работы Шератона, [2]то серебряное зеркало в Елизаветинском стиле.

– И его тоже? – резко спросил Чарлз. Нэнни кивнула.

– Его продали на аукционе Кристи два года назад за три тысячи фунтов.

– Я выкуплю его! – вскричал Чарлз. – Я все выкуплю. Это мои, мои вещи, слышите?!