Бронуин Уильямс Бронуин Уильямс - Покорение Гедеона

Весь вечер француз почти не сводил глаз с Прюденс, отчего девушка чувствовала себя явно неловко. Когда она сердилась, ее глаза, большие, неописуемого серо-зеленого цвета, искрились и сверкали сильнее обычного. А после первых пяти минут, проведенных в обществе Клода Деларуша, Прюденс пришла в ярость. И не по какой-то реальной причине, а просто потому, что от этого человека у нее мурашки бегали по коже.

— О? Я нахожу штормовую погоду самой приятной, мистер Делароч, — бросила она, услышав его жалобу на пронизывающий сырой ветер.

— Будьте любезны, Деларуш , — поправил он с болезненной гримасой на узком лице. Он не казался некрасивым, но что-то в выражении его лица тревожило Прю.

Как бы то ни было, вечер прошел. Прю зевала, и наконец Осанна распорядилась принести портвейн, извинившись за его качество.

— Если бы мой дорогой зять, Урия, был жив, он бы не потерпел такого плохого вина в доме, — проговорила Осанна и страшно огорчилась, когда поняла, что своими словами испортила видимость богатства, которую надеялась создать.

Француз ловкий малый, надо отдать ему должное, решила Прю. Он сумел извинить плохое вино, похвалить их дом, не обратив внимания на темные пятна на ковре, оставшиеся там, где стояла лучшая мебель, которую им пришлось продать, отметить аристократические манеры бабушки, мужественность Прайда и красоту Прюденс. И все в одной длинной цветистой фразе, и все, не моргнув глазом.

Прюденс подумала, что от такой его ловкости ее могло бы стошнить. Но она сдержалась, потому что это было бы ужасным расточительством. После нынешнего обеда, по-видимому, они останутся на следующий день без завтрака и полдника.

— Бабушка, — воскликнула Прю, как только дверь закрылась за гостем — он ужасен! Как ты могла пригласить его к нам в дом?

— У него были деловые связи с твоим отцом. Естественно, он пришел засвидетельствовать свое почтение. И я пригласила его к обеду.

— Ух! Но мне он не нравится, и я не доверяю ему ни на самую малость. Если бы мистер Симпсон не уговаривал папу продать…

— Замолчи, дитя. Никто не мог бы уговорить твоего отца. Ни в чем. И ты хорошо это знаешь. Урия собирался и твердо решил снова идти в море. Я говорила ему, что ничего хорошего из этого не выйдет. И я оказалась права.

Ничего хорошего, подумала Прю, как всегда удивляясь умению бабушки все перевернуть по-своему и сделать из слона муху.

— Ладно… только не жди, что я выскочу замуж за разряженную в шелка жабу, нацепившую серебряные букли, — проворчала Прю.

— Он красивый мужчина, Прюденс. И я бы сказала, он нам вполне подходит.

— Я лучше останусь старой девой.

— Глупости, дитя мое. Отца у тебя уже нет, и я тоже слишком стара, чтобы смотреть за тобой. Пора тебе быть устроенной.

Бабушке никогда не приходило в голову, подумала Прю, вдруг почувствовав нежность к старой женщине, что уже довольно много лет именно она, Прюденс, смотрит за ней.

Тем или другим способом жизнь оставила свои отметины на шести мужчинах, собравшихся на шлюпе «Полли». Взять хотя бы Неда, молодого гарпунера. Гедеон Макнейр нашел его избитого и брошенного умирать. Теперь семнадцатилетний богатырь, не колеблясь, отдал бы жизнь за своего капитана.

Самым сильным и самым грозным из всех был Гудж, потерявший в драке глаз. Его приятели клялись, что он может увидеть своей пустой глазницей больше, чем многие другие двумя здоровыми глазами в подзорную трубу. На их китобойной стоянке Гудж делил нары с любимым поросенком и свирепо охранял его, какой бы скудной ни становилась их еда.

Стройный и красивый метис Крау удивлял своим суховатым чувством юмора тех, кто привык к более стоической стороне его натуры. Несколько лет назад Гедеон вытащил его скорее мертвого, чем живого из медвежьего капкана, выходил и вернул к жизни.

Шестидесятидевятилетний Товий Беррес был старше всех. Он пришел из Барбадоса и появился на их стоянке без единого пенни, заявив, что его прадеда, Уилла Берреса, помещика в Джеймстауне, депортировали на остров. Несмотря на дворянские претензии, Гедеон взял старика в свою китобойную команду. С тех пор они не разлучались.

У Лира после удара шпагой неудачно зарубцевалась рана на лице. Левый глаз опустился вниз, а левый угол рта вздернулся вверх в постоянной ухмылке. Не такой сильный, как остальные, он был очень привязан к Гедеону. Наверно, потому, что у того тоже был шрам.

Эти люди так же, как и другие, проводившие зимние месяцы на китобойной стоянке, хранили преданность одному человеку — Гедеону Макнейру. Все они были отверженные, спасенные этим парнем, решившим начать новую жизнь китобоя.