Бронуин Джеймсон - Смятение сердца

Эмили, его Эмили — и работает в баре!

У Митча Гудвина что-то оборвалось внутри, когда сестра мимоходом сообщила ему эту новость. Ясное дело, Шанталь решила его разыграть. Подразнить старшего брата в первый же вечер его возвращения домой в Пленти. Добро пожаловать обратно в Австралию, Митч. Вещи ты уже распаковал, заглянул по-соседски на ужин, самое время разогнать кровь по жилам.

Из всех новостей, способных разогнать ему кровь, на первом месте были новости о бывшей няне его сынишки. Митч аккуратно поставил вторую тарелку в посудомоечную машину.

— Тебе не кажется, что об этом обстоятельстве следовало упомянуть по телефону, когда ты сказала: «Угадай, кто еще вернулся в Пленти?» — а я спросил тебя: «Как она поживает?»

— Ты спросил «как поживает», а не «что поделывает», — мягко заметила Шанталь.

— И ты ответила, что у нее все хорошо.

— Перемена занятия еще не означает, что у человека все плохо.

Митч перестал притворяться спокойным и с грохотом захлопнул дверцу машины.

— Хорошенькая перемена занятия — захудалый бар в «Лайоне»!

— Ну, с тех пор как там заправляет Боб Фоли, в нем стало не так уж плохо. Между прочим, последняя драка…

— Да пусть он находился хотя бы и в самом шикарном отеле! Она же дипломированная воспитательница, а не официантка, черт побери!

Его гневный возглас заставил сестру замереть на месте. Несколько секунд Шанталь удивленно смотрела на него, и кофейные чашки, которые она держала в руках, зависли в воздухе между кухонным шкафчиком и стойкой.

— Я думала, эта информация вызовет у тебя скорее положительные эмоции. Раз ты приехал сюда с намерением работать, тебе может понадобиться хорошая няня…

Дело обстояло именно так. И известие, что лучшая из нянь разливает пиво в самом злачном из городских пабов, побудило Митча осуществить свое намерение незамедлительно.

— Джошуа сможет побыть здесь с тобой и Квейдом час-другой? — спросил он.

— Ну конечно, — автоматически ответила Шанталь, когда он уже направлялся к двери. Чайные ложечки, которые она держала в руках, с лязгом посыпались в металлическую раковину.

— Постой, задержись на минутку!

Ухватившись за дверную ручку, Митч принялся мысленно считать до шестидесяти.

— Ты полдня провел за рулем, а вторую половину занимался уборкой и разбирал вещи. Лучше поезжай сейчас домой и выспись как следует, а завтра, когда пообщаешься с бритвой и обретешь более цивилизованный вид, встретишься с Эмили. — Она замолчала и, слегка прищурившись, окинула его взглядом. — Ты, кажется, снова не прочь воспользоваться ее услугами?

Не прочь — не те слова. Он нуждался в Эмили. Он и Джошуа.

Словно что-то прочитав в его глазах, Шанталь только вздохнула и покачала головой.

— Будь с ней помягче, Митч. Я знаю, какими трудными были для тебя эти два года. У Эмили та же история.

Митч все прекрасно знал о трудных годах Эмили Уорнер. За пятнадцать минут, необходимых, чтобы добраться до Пленти, это знание словно вывернуло его наизнанку.

Его бывшая жена рассчитала Эмили, не объяснив причины. Дед Эмили умер, после чего последовала битва за наследство. При мысли о совершенной несправедливости у Митча до сих пор закипала кровь… и все же не так сильно, как при воспоминании о собственном ошибочном выводе.

Ошибочный вывод…

Он фыркнул, переполняясь презрением к себе. Это мелочь по сравнению с тем, как злоупотребил он своим долгом работодателя через два месяца после того, как снова нанял Эмили. Он тогда воспользовался ее добросердечной, сострадательной натурой и окончательно обманул ее доверие.

Будучи няней Джошуа, Эмили жила в его доме, и в ту ночь, когда он узнал о смерти Анабеллы… Его пальцы импульсивно впились в руль. Он вспомнил сокрушительный приступ бессильной ярости, охватившей его в местном баре. Эмили привела его тогда домой. Эмили — с ее нежными карими глазами, заботливыми руками и мягким участливым голосом…

Он поцеловал ее, может быть желая заглушить слова утешения, которые она говорила. А может быть, ему мучительно хотелось раствориться в чем-то более мягком, сладостном и надежном, чем бутылка виски… Да, он помнил тот поцелуй, затем они упали на постель, а далее в его памяти зияла черная дыра. Образ Эмили, такой, какой он видел ее в последний раз, прикрытой только белой льняной простыней, залившейся густым румянцем, всплыл перед его глазами и разбередил и без того неспокойную совесть.