Мэри Бэлоу: Классовый вопрос

А Реджи позволил себе больше, чем баловство.

Было ли пороком то, что он купил самые лучшие и самые модные сапоги? Реджи слегка покачивал ногой, снова наблюдая за колебанием кисточки. Она вспыхивала в солнечном свете, льющемся из окна.

Чуть ссутулившись, он сидел на твердом деревянном стуле как наглядный пример собственной беспечности. Он подумывал о том, чтобы зевнуть, но это было бы уж слишком.

– Можно решить, дружок, – сказал его отец через мгновения напряженной тишины, – что ты стремишься разорить меня.

Слово «дружок» отнюдь не являлось проявлением нежности. Это была всего лишь манера отца говорить. Дорогостоящее образование Реджи сгладило его речь и сделало неотличимой от речи бомонда, тогда как отец все еще невозмутимо говорил с резким северным деревенским акцентом.

Реджи знал, для того, чтобы разорить его отца, нужно нечто большее, чем его недавнее расточительство. Несколько чрезмерное и дорогостоящее увлечение гардеробом и в некоторой степени неудачная игра едва ли пробьют брешь в состоянии его отца. Как, впрочем, и изрядное количество неудачных игр, что было более точным и только немного преуменьшенным описанием его последних проигрышей.

Реджи проглотил тревожное чувство вины, желчью подступившее к горлу.

– А теперь, что касается карикля [2], – начал отец, тыча толстым пальцем в столешницу, словно пытаясь раздавить транспортное средство, вызвавшее его раздражение.

Реджи перебил его, отважившись подпустить в свой голос нотку скуки.

– Сэр, любой джентльмен до тридцати пяти, обладающий чувством собственного достоинства, должен иметь карикль так же, как и еще один экипаж просто для поездок по городу. Вы хотите, чтобы я был джентльменом или нет?

Лицо его отца приобрело слегка пурпурный оттенок.

– А пара серых идет вместе с ним? – он все еще тыкал пальцем в письменный стол. – Что, те гнедые, которых ты купил в прошлом месяце, уже не годятся?

Реджи изящно содрогнулся и со страданием в голосе ответил:

– Они не подходят по масти. Кроме того, они красиво гарцуют, что прекрасно подходит для того, чтобы произвести впечатление на дам в Гайд-парке, но совершенно бесполезны, если я решу в своем новом экипаже участвовать в гонках к Брайтону.

– Поделом же будет тебе, если при этом ты сломаешь себе шею, – отрезал отец. – Мне придется арендовать еще одну конюшню.

Реджи просто пожал плечами.

– А эти…долги, – продолжал отец. Он подхватил с края стола пачку бумаг и, зажав их в большом кулаке, помахал ими у сына перед носом. – Полагаю, ты ждешь, что я их оплачу?

Долги были большими. И большинство из них было игорными. Реджи никогда не покидал карточный стол или гонки, пока не проигрывался. Всякий раз, когда он, к собственному удивлению, выигрывал, он оставался до тех пор, пока снова все не проигрывал, но, тем не менее, продолжал ставить большие суммы в погоне за удачей.

– Будьте так добры, сэр, – и Реджи утомленно вздохнул.

Густые брови отца сошлись у переносицы.

– Будьте добры! – гневно рявкнул он, сжал счета в руке и швырнул их на стол. Те рассыпались в угрожающе большую кучу. – Для этого я произвел тебя на свет, Реджи, и истратил чертову уйму денег, чтобы воспитать как джентльмена? Могу ли я сказать, что вижу плоды трудов моих и наслаждаюсь ими на старости лет? Я никогда не буду принят благородными и могущественными джентльменами этого королевства. Для их изнеженных, надушенных носов я всегда буду пахнуть углем. Но это касается только меня. Я не испытываю никакого желания общаться с этими хлыщами. Я презираю их компанию. Но ты… ты мог бы взять над всеми верх. Ты мог бы быть моим сыном и джентльменом.

Реджи пожал плечами и удержался от того, чтобы указать на нехватку логики в отношении его отца к высшему свету.

– Джентльмены, которых я знаю, принимают меня достаточно хорошо. С половиной из них я учился в школе. Что же касается дам, то, в общем-то, кому они нужны? Ах, есть множество женщин куда более интересных.

И он легкомысленно и пренебрежительно махнул рукой с отличным маникюром.

Широкая ладонь его отца с треском впечаталась в столешницу.

– Если ты угомонишься с хорошей женщиной, дружок, ты станешь для меня куда меньшей заботой и, вдобавок, куда более джентльменом.

– Ну, у меня еще будет время об этом подумать, – торопливо отозвался Реджи. – Когда мне будет лет тридцать пять или около того. У меня есть, по крайней мере, лет десять для того, чтобы всласть пожить перед тем, как остепениться.