Барбара Картленд: Я люблю другого

После смерти Эрлайн бесконечно много женщин в той или иной роли появлялись в жизни Прентиса и уходили; так что одной больше, одной меньше — какая разница? Пускай даже отцу и вздумалось надеть на ее безымянный палец золотое колечко…

Разумеется, в округе ходили слегка скандальные слухи о Саймоне Прентисе, но человеку с его именем заранее прощалось все: ведь он имел репутацию гения.

Однако трогательному дружелюбию жителей графства пришел конец, стоило самому Саймону Прентису поселиться в Фор-Гейблз. Сразу же по его прибытии возникла масса сплетен, одна невероятнее, фантастичнее и злее другой.

На самом деле большинство из них не имело под собой ни малейших оснований, но некоторые, к сожалению, были правдой.

Одна из таких историй, от которой у каждого нового слушателя неизменно захватывало дух, произошла с местной видной церковной деятельницей, леди Коулби. Эта престарелая дама, владелица ближайшего поместья и одна из влиятельнейших персон в округе, однажды решила навестить соседа.

Ее встретила служанка и по неопытности провела прямо в мастерскую, где в это время работал Саймон.

Он писал, как обычно, в окружении большинства своих домочадцев. В углу просторного помещения Реймонд и Фенела играли в настольный теннис. My укачивала кукол и, как могла, аккомпанировала себе на игрушечном пианино.

В момент появления гостьи Саймон как раз только что оторвался от мольберта и немного отступил назад. Служанка что-то пробурчала, стоя в дверях, да так, что толком никто ничего и не понял.

Прентис вполоборота взглянул на посетительницу, и, без сомнения, при виде такого красавца мужчины та не могла сдержать возгласа восхищения. Может быть, полузабытое кокетство даже заставило чаще вздыматься ее увядшую грудь.

Тем не менее, когда она шагнула для приветствия вперед, на ее тонких губах играла более сладкая, чем обычно, улыбка. Но не успела дама протянуть руку и поздороваться, как случилось нечто непредсказуемое.

Саймон устремился навстречу гостье, крепко схватил ее за руку и оттащил на несколько шагов вправо.

— Скажите мне, — заорал он, — скажите, как по-вашему?! Вон та тень, под левой грудью, зеленая или малиновая?! Я сделал ее зеленой, но если я не прав — так прямо и скажите!

Ошеломленная дама, с трудом осознавая, что ее поспешно увлекают куда-то вбок по скользкому полу, пришла в смятение — впрочем, отчетливо при этом ощущая восхитительную близость, почти объятия этого гигантского Адониса.

Округлившимися глазами гостья смотрела в дальний угол комнаты, где на подиуме раскинулась Айниз.

Леди Коулби не могла знать, что натурщица приходится Саймону законной супругой, хотя, если бы и знала, вряд ли это что-нибудь изменило…

Короче, единственное, что почтенная дама успела сообразить в этот ужасающий, убийственный момент: ее глазам предстало лежащее абсолютно обнаженное молодое женское тело, расслабленно откинувшееся на спинку малинового плюшевого дивана.

Впоследствии знатокам искусства оставалось лишь изумляться дерзости художника: немыслимому буйству красок, на которое не отважился бы ни один другой живописец, рискнувший взять рыжеволосую натурщицу.

Да, в будущем картине суждено было навлечь массу критических замечаний, однако отнюдь не с той точки зрения, какую имела в виду местная деревенская общественность, а с совершенно иной! Ибо вопросы морали сводят на нет остальные проблемы и уже становится неважно, допустимо ли сочетание малинового плюша и алых цветочных узоров с красноватыми переливами рыжих женских волос.

Само собой разумеется, что вышеописанный эпизод отбил охоту у большинства деревенских жителей навещать обитателей Фор-Гейблз, а те немногие, что время от времени все же решались наведываться туда из чистого любопытства, вскоре обнаружили, что Саймону глубоко наплевать на великодушную самоотверженность их поступка и что с этим смириться гораздо труднее, чем даже с самим фактом оскорбления общественной морали.

Но если в конечном счете население могло худо-бедно притерпеться к Саймону, то этого никогда, ни за что (как заметил однажды Реймонд, «ни в жизнь!») не произошло бы по отношению к Айниз.

Конечно, Айниз была восхитительна, и никто этого не отрицал, но стоило этой красавице открыть рот, как акцент сразу же выдавал ее происхождение, а пустая банальность суждений разочаровывала даже тех, кто действительно ожидал услышать нечто пустое и забавное.

Причина официальной женитьбы Саймона на подобной женщине оставалась загадкой, пока спустя пять месяцев после свадебной церемонии не родился Тимоти, в результате чего многие деревенские начали жалеть Саймона, поскольку он «поступил по совести».