Вся каюта утопала в цветах.
Их аромат окутал ее, и она поняла, что все это розы.
Там были розы почти всех существующих оттенков — но у изголовья кровати стояли лишь белые.
— Как вы догадались?! — воскликнула Николь.
— Разве мог я подумать, что тебя привлекают другие цветы? — спросил маркиз. — Я знаю, моя драгоценная, что ты молилась «Мадонне в беседке из роз» с первого дня нашего знакомства — и особенно сильно, когда мне угрожала опасность.
— Да, это так, — согласилась Николь. — Но я думала, что…
Она отвела взгляд.
— Ты думала — о чем? — поторопил ее маркиз.
— Что я надоела вам, — прошептала Николь.
— Надоела? — воскликнул маркиз. — Это была неописуемая пытка — быть рядом с тобой и не иметь возможности поцеловать тебя после того, как мы оставили Константинополь.
— Тогда… почему, — спросила Николь, — почему вы так… отдалились? Я… не понимаю…
Маркиз обнял ее и усадил на кровать.
— Моя драгоценная, — проговорил он, — когда я тебя поцеловал, чтобы русские нас не подслушали, я понял, что люблю тебя так, как не любил ни одну женщину прежде.
Он притянул ее ближе к себе и коснулся губами ее щеки.
— Я видел, что ты чувствовала то же, что и я, — продолжал он, — такое же наслаждение, и понял, что мы были суждены друг другу от начала времен.
— Почему… почему вы… не сказали мне об этом? — прошептала Николь.
— Потому, моя драгоценная, что взял тебя в эту поездку исключительно для собственного удобства, — сказал маркиз и, улыбнувшись, добавил: — И даже на мгновение не мог вообразить, что полюблю тебя. Но когда это случилось, я понял, что нашел в тебе все, что хотел бы видеть в своей жене.
Николь еле слышно пробормотала что-то и спрятала лицо у него на груди.
— И как моя жена, — продолжал маркиз, — ты должна была быть чистой, святой и непорочной до тех пор, пока я не надену тебе на палец кольцо и ты не станешь моей.
— Как могла я догадаться о… том, что вы чувствуете? — прошептала Николь.
— Все, что я чувствовал, — это жгучее, непреодолимое желание поцеловать тебя и пробудить для чуда любви. Но я знал — ты решишь, что это неприлично, пока мы не женаты.
Теперь Николь все поняла.
Она подумала, что никто, кроме него, не смог бы так тонко понять ее чувств, если бы это произошло.
— Теперь ты моя, — сказал маркиз низким голосом, — и только этого, любимая, я ждал. Теперь мне не придется лежать ночи напролет без сна и тосковать по тебе.
Он помолчал и добавил:
— Я не смел на тебя смотреть, потому что боялся не удержаться и поцеловать тебя, потому что уже почти не владел собой.
— Я… люблю… тебя! Я… люблю… тебя! — выдохнула Николь.
Эти невысказанные слова каждую ночь заставляли ее плакать в подушку, и она думала, что никогда не произнесет их вслух.
— Как и я тебя! — воскликнул маркиз.
Николь взглянула на него, и в следующее мгновение его губы прижались к ее губам.
Он поцеловал ее сначала нежно, как будто она была бесценным сокровищем.
В эту минуту святость их венчания еще оставалась с ними.
Потом в нем вспыхнули крошечные искорки наслаждения.
Он понял, что Николь испытывает то же самое, и губы его стали более требовательными.
Николь почувствовала, что тает в его объятиях.
Она была так смущена тем чудом, которое он пробудил в ней, что едва заметила, как он поставил ее на ноги.
Очень осторожно он расстегнул ее платье, а потом поднял Николь на руки и положил на увитую розами кровать.
Только тогда она осознала свою наготу и смущенно потянула к груди простыню.
Розы, казалось, придвинулись.
Их благоухание усилилось, а маркиз сел рядом с Николь и заключил ее в объятия.
Его сердце стучало так же сильно, как в ту ночь, когда на яхту поднялись русские.
Но теперь он билось от любви, а не от страха.
Николь посмотрела на него, и он подумал, что прекраснее ее нет на свете.
— Я… на самом деле твоя… жена?
— Именно это я намерен доказать тебе, моя любимая, — ответил маркиз. — Ноя боюсь испугать тебя, как при первой нашей встрече.
— Тогда я боялась, потому что Джимми и я… поступили дурно, — прошептала Николь. — Но нас действительно соединил… Господь и, конечно, «Мадонна в беседке из роз», которая спасла тебя от русских.
— Она подарила мне тебя, — сказал маркиз, — и когда мы повесим эту картину у нас в спальне в Ридже, то будем смотреть на нее вместе и думать о том, как нам повезло.
Николь негромко вскрикнула и обвила его шею руками.
— Ты понял? О, мой замечательный… мой чудесный муж… Ты понял!
Читать дальше