Жюльетта Бенцони: Ловушка для Катрин

— Я знаю, как это происходит, — перебил монах. — К сожалению, для меня это зрелище не новое, и уже много раз я чудом оставался жив в подобных ситуациях.

— Много раз?

Он пожал плечами. У рта появилась грустная складка.

— Да. Похоже, что это и есть война! Продолжай, прошу тебя…

— Продолжать? Остается сказать самое трудное, мой Арно! He решаясь смотреть на него, она описала ему картину захваченного дома, человека под пыткой, насилованную женщину и потом, прижав ладони к лицу, сказала:

— И тогда я увидела того, кто командовал… Капитана Грома, моего супруга! Арно!.. Его!..

В комнате повисла тишина. Ландри не говорил ничего. Готье и Беранже перешли в другой конец комнаты, почти спрятавшись за занавесками у кровати.

Монах нагнулся и дотронулся пальцем до колена своей подруги детства.

— Что ты тогда испытала, Катрин?

Она устремила на него несчастный взгляд.

— Я не знаю… Сейчас уже не помню точно. Ужас, а потом разочарование… О! Это не то слово, и я не могу это передать. Это чудовищно, ты понимаешь… Почти то же, как в тот вечер, когда Кабош убил Мишеля перед нашим домом. Ты видел, что толпа с ним сделала, когда Легуа нанес последний удар? Это было кровавое месиво. Так вот, когда я вчера увидела Арно, я снова почувствовала что-то похожее. Он был там, передо мной, но мне казалось, что это не он. Мы спорили, называли друг друга страшными словами, были чужими, врагами. Я старалась дать ему понять, что я испытываю, но он был так далеко, что до него не доходили самые разумные, самые очевидные вещи! Можно было подумать, что в нем жила чья-то неизвестная воля, что-то вроде враждебной силы. Я поняла, что Арно не имел ко мне и тени доверия…

— Ты поняла, говоришь ты? Ты уверена, что не знала об этом давно?

Она мгновенно подумала и честно подтвердила:

— Ты прав. Мне все время кажется, что он мне не доверяет. Сначала я была для него девицей Легуа, и этого было достаточно, чтобы я ему внушала ужас. Затем были мои… отношения с герцогом Филиппом, которого он всегда считал своим главным врагом.

— Все те, кто служил королю Карлу, обычно так думают, — заметил Ландри. — Только у твоего супруга к ненависти на почве политики примешивается личная ненависть, ненависть мужчины. Это злая сила, о которой ты мне рассказала. Не думаешь ли ты, что она зовется ревностью?

— Это из ревности он поджег деревню, насиловал женщину, пытал мужчину? Когда я об этом вспоминаю, начинаю ненавидеть его.

— Потому что ты тоже ревнива. Менее всего ты можешь простить его восхищение авантюристкой из Сен-Привея… девицей, которая выдает себя за Деву, и… насилие над женщиной! Женщиной, которая тоже была блондинкой, как ты!

Ландри устремил глаза на раненого и мгновение внимательно его разглядывал.

— Я бы предпочел, чтобы он не прошел через исповедь, — вздохнул он. — Души подобной закалки, где гордость выше Бога, имеют странные тайники, довольно темные. Бешеная ревность, глубокое отвращение к мужчине… или женщине, когда ее в какой-то степени идеализировали, могут довести до крайности. У них потребность разрушения вызвана попыткой утолить страдание! Я знаю примеры… Но скажи мне, Катрин, перед недавним сражением что ты решила делать?

Она не помедлила и секунды.

— Я хотела видеть мою мать. Никакая человеческая сила не могла бы мне помешать, потому что это было вполне естественно. Я проделала весь этот путь единственно с этой целью. Ультиматум Арно был несправедлив, отвратителен…

— С твоей точки зрения! У него же перед глазами была только одна картина: ты, его жена, переходишь за стены замка и попадаешь в, раскрытые объятия человека, которого он ненавидел больше всех на свете, твоего бывшего любовника. Он видел только это. Ничего другого! И он продолжал это видеть в тот момент, когда безрассудно бросился навстречу смерти…

— Ты хочешь сказать… он ее искал?

— Нет! Он был, как ты говорила, за гранью разумного. Видишь ли, я пытаюсь тебе помочь, объяснить. Только не думай, что я извиняю все эти излишества, крайности этих стоящих высоко людей, но я вынужден копаться в человеческих душах, и я узнал о многих противоречивых вещах. Отпуская ему грехи in articulo mortis 35, я простил ему во имя Господа! И к тому же интересуешь меня ты, и именно тебя я хочу понять. Что думала обо всем ты, Катрин? Мысль о том, что там, наверху, ты можешь встретить Филиппа Бургундского, занимала какое-нибудь место в твоем непреклонном желании пройти в Шатовилен даже с риском навсегда разбить твой семейный очаг?