Жюльетта Бенцони - Ловушка для Катрин

Пригнувшись к гриве лошади, подгоняемая страхом. Катрин де Монсальви неслась к своему городу, благословляя Небо за то, что предпочла изящному, хрупкому породистому иноходцу этого могучего жеребца, чья сила, казалось, не иссякала. Это давало ей шанс спастись от преследователей. Несмотря на то, что дорога, шедшая по краю плоскогорья, была едва заметна, Мансур буквально летел, и его длинный белый хвост стлался в воздухе, как хвост кометы. В мрачных сумерках с последними отсветами кровавой зари светлая масть лошади была заметна за целое лье, но Катрин и так знала, что обнаружена, и что на этой равнине бесполезно искать укрытия. За собой она слышала тяжелый галоп Машефера, лошади ее интенданта. Жосса Роллара, всегда сопровождавшего Катрин в разъездах, но еще дальше, в темных глубинах каштановой долины, раздавался другой топот, невидимый и угрожающий, галоп банды наемников, брошенных по ее следу.

На высоком плоскогорье Шатеньрэ на юге от Орийяка, в том зябком марте 1436 года снег еще не сошел. Он таял, а потом опять покрывал бурую землю тусклыми бляшками, которые северный ветер превращал в иней и лед. Всадница старалась их объезжать, и каждый раз, когда ей это не удавалось, боялась, что Мансур заскользит и рухнет, и тогда уже ничто не спасет…

Иногда, оборачиваясь, она высматривала белые барашки касок и прислушивалась к глухому звяканью оружия. Тогда она яростно отбрасывала голубую вуаль, которую ветер швырял ей в глаза. Бросив в очередной раз взгляд назад, она услышала громкий ободряющий голос Жосса:

— Не стоит больше оборачиваться, госпожа Катрин, мы опередили их, опередили!.. Смотрите-ка, вот и замок! Мы будем в Монсальви намного раньше, чем они!

И, правда. На краю плато, венчая его варварской короной, чернели на фоне красноватого неба стены города, с башнями, неровными и не очень изящными, но вытесанными из гранита и лавы потухших вулканов, с острыми зубцами, с узкими воротами, с крепкими железными опускными решетками, дубовыми подъемными мостами. Стены были действительно неуклюжие и грубые из-за топорщившихся заостренных бочарных досок. Она могла выдержать осаду и защитить людей. Но надо было еще намного опередить наемников, чтобы хорошо запереть ворота и подготовить город к обороне! А не то дикая банда ринется за владелицей замка и шквалом сметет Монсальви с его обитателями…

При одной мысли об этом у Катрин захватило дух и сжалось сердце. Она видела войну слишком часто и слишком близко, чтобы питать хоть какие-то иллюзии относительно того, что может произойти в завоеванном городе с женщинами и детьми, когда на них обрушится банда солдафонов, жаждущих золота, вина, крови и насилия. Она боялась не успеть защитить своих детей и своих людей — вот от чего дрожала госпожа де Монсальви, сжимая бока своей лошади.

Как умирающий, который за мгновение успевает вспомнить всю свою жизнь, Катрин вдруг показалось, что она видит в дорожной грязи своего четырехлетнего маленького Мишеля, с круглыми щечками и золотой копной вечно взлохмаченных волос; десятимесячную малышку Изабеллу. Она увидела также Сару Черную, свою старую Сару, заботившуюся о ней с тех самых пор, когда еще девочкой в восставшем Париже она нашла убежище во Дворе Чудес, Сару, которая теперь в свои пятьдесят три года была главной над детьми и домочадцами. Была еще Мари, жена Жосса, с которой она познакомилась когда-то в гареме у калифа Гранады и в сопровождении которого бежала; Донатьена и ее муж Сатурнен Гарруст, старый бальи в Монсальви, и все жители города, и Бернер де Кальмон д'О, аббат монастыря, и его миролюбивые монахи, такие умные и умелые… весь этот маленький народ, жизнь и безопасность которого зависели сейчас от ее мудрости и смелости… Нельзя было допустить, чтобы хищники Жеводана накинулись на них своими острыми когтями.

Теперь Катрин и Жосс неслись по отвесному краю плато. Небольшой склон вел прямо к северным воротам поселения, воротам Орийяка, перед которыми бесстрашно расположилось несколько домов небольшого предместья, заставы Сент-Антуан, и лошади, избавленные наконец от тугой узды, пустились в галоп. На скаку Жосс снял с пояса окованный серебром рог, с которым никогда не расставался, и огласил вечерний воздух протяжным ревом, чтобы предупредить часовых на крепостной стене о приближающейся опасности. Оба всадника ворвались под низкий свод почти одновременно и с такой стремительностью, что не смогли избежать столкновения с мельником и его ослом. Толстый Фелисьен и его серый тут же покатились на землю вверх тормашками в кучу сухих коровьих лепешек, которые замковая охрана использовала как топливо. Въехав в ворота, Катрин обеими руками натянула поводья взвившейся на дыбы лошади.