Жюльетта Бенцони - Время любить

Затем последовали дамы, в центре их находилась мадам де Ришмон, которая вела хрупкий и сиявший лес разноцветных высоких женских головных уборов. За ними шли благородные господа с суровыми лицами, среди которых выделялся знаменитый и грозный Ла Гир, который делал все возможное, чтобы казаться любезным. Рядом с ним двигался торжественный Ксантрай, великолепный в своем зеленом бархате, подбитом золотом. Но самой прекрасной, безусловно, была мадам Катрин…

Прошли многие месяцы после их возвращения в край отцов мессира Арно. Ее красота еще больше расцвела и достигла такого, совершенства и изысканности, что каждый ее жест был поэмой, каждая улыбка — колдовством. Ах! Счастье так ей шло! В лазури и золоте ее туалета, под бромным облаком муслина, ниспадавшим с ее высокого головного убора, она была похожа на фею… Она, конечно, была самой прекрасной, и мессир Арно, который вел ее за руку, с гордостью сознавал это. Он был одет в строгий костюм черного бархата, украшенный тяжелой цепью из рубинов, как бы желая простотой одежды еще больше подчеркнуть блеск жены. И добрые крестьяне чувствовали, с какой теплотой они смотрят друг на друга и улыбаются друг другу словно молодые влюбленные.

По правде говоря, Катрин никогда еще не была так счастлива. Этот октябрьский день 1534 года был, безусловно, самым прекрасным в ее жизни, потому что привел к ней тех, кого она любила. Спускаясь по украшенной улице Монсальви рука об руку с Арно, она думала, что в замке ее ожидала мать, которую она вновь обрела после стольких лет и дядя Матье, очень постаревший, но все еще веселый. С самого своего приезда он все дни проводил в скачках в сопровождении Сатурнена, старого бальи, ставшего его лучшим приятелем. Только сестра Лоиз не приехала, но монахиня-затворница ведь более не принадлежит миру, а Лоиз вот уже год — настоятельница бенедиктинского аббатства в Тарте. Она направила через посланца свое благословение ребенку…

— О чем думаешь? — спросил Арно, с улыбкой глядя на жену.

— Обо всем… О нас! Разве ты когда-нибудь думал, что можно быть таким счастливым! У нас есть все: счастье, красивые дети, превосходные друзья, семья, почести и даже богатство…

Этим они были обязаны Жаку Керу. Деньги за знаменитый черный бриллиант, разумно им использованные, стали теперь сказочным богатством, и, строя свое будущее, стараясь осуществить грандиозный план восстановления страны, скорняк из Буржа на пути к должности казначея Франции отдавал своим друзьям те богатства, которые от них получил в трудные времена.

— Нет, — чистосердечно признался Арно, — никогда бы я не подумал, что такое возможно. Но, миленькая моя, разве мы не заслужили этого? Мы столько выстрадали, а в особенности ты…

— Я об этом даже не думаю. Моя единственная печаль — это отсутствие мадам Изабеллы, твоей матери…

— Она с нами. Я уверен, что она нас видит и слышит из того таинственного места, где встретилась с великаном Готье… Кроме того, разве она не перевоплотилась?

Это было сущей правдой. Маленькая Изабелла ни в чем не походила на свою мать. К голубым глазам ее бабушки прибавился властный профиль Монсальви, черные волосы ее отца. По словам Сары, она даже характером была в него — необузданного и вспыльчивого.

«Когда ей приходилось ждать, пусть даже совсем немножко, чтобы получить молоко, — вздыхала бывшая цыганка — она кричит так, что, того и гляди, стены рухнут…»

В этот момент маленькая Изабелла, зажав в кулачке большой палец Сары, крепко спала на руках этой добрейшей женщины, среди шелков и кружев своего драгоценного платья. Гром гобоев, рожков и фанфар ее вовсе не тревожил.

Но она испытала натиск двух людей, набросившихся на нее, как только она появилась во дворе замка, где сгрудились слуги, военные и служанки. Это были ее брат — мальчик трех лет, чьи золотистые волосики сияли на солнце, и высокая толстая дама, одетая в пурпур с золотом, мадам Эрменгарда де Шатовилен, ее почетная крестная мать.

Несмотря на защиту Сары и крики Мишеля, который тоже хотел ухватиться за Изабеллу, Эрменгарда вышла из боя победительницей и устремилась со своим трофеем, который принялся верещать, в большой белый зал, сплошь затянутый коврами, где подавали праздничное угощение. За нею направился кортеж. В замке повсюду стали раздаваться крики, смех, звуки лютни, которые должны были сопровождать трапезу.

Под руководством Жосса, интенданта замка, и его жены Мари вся деревня садилась за длинные столы, поставленные в большом дворе рядом с огромными кострами, на которых целиком зажаривались бараны и множество птицы, пока менестрели начинали свои первые песни про королей под виноградными лозами, пока виночерпии открывали бочки с вином и бочонки с сидром, в большом зале начался самый пышный и роскошный праздник, какой когда-либо видел на своем веку овернец.