Барбара Картленд: Любовь уходит в полночь

— Помни всегда — тебе необычайно, сказочно повезло, что я взяла тебя под свое крылышко! И в благодарность за это ты должна почитать за честь выполнять все мои просьбы.

Это было бы делать куда проще, мысленно отвечала ей Ксения, если бы в просьбах и указаниях была хоть толика здравого смысла. Но указания миссис Беркли менялись не просто день ото дня, а час от часу. Попытки себя защитить, предпринимаемые в отчаянии Ксенией, разбивались о частокол очередных придирок и уму непостижимых упреков.

— Но вы же сами сказали мне сделать так! — призывая на помощь всю свою деликатность, напоминала Ксения забывчивой своенравной даме. Но куда там! Следовал очередной нагоняй с воздеванием рук к небесам — для пущей картинности лицедейства — и констатация полной безмозглости бедной сиротки.

— Забудь, что я тебе говорила! — с пафосом доходила до верхних октав миссис Беркли, и совсем недавно ставшие дряблыми щеки ее тряслись — аллегория «Гнев праведный», думала про себя Ксения, опуская ресницы, чтобы не встретить взгляда миссис Беркли, способного, по ощущению, поранить физически. — Когда это было? Теперь мне нужно совсем другое! — и в такт словам она притопывала ногой.

— Но вчера вы хотели все ровно наоборот… — робко возражала ей Ксения.

— Не много ли ты рассуждаешь? — заключительный притоп каблучком.

И все начиналось сызнова, бежало по кругу. Карусель из дурного сна. Иногда Ксения, снедаемая печалью и безысходностью, спрашивала себя: а может быть, она и в самом деле такая, как говорит о ней миссис Беркли? Упрямая, неловкая, недогадливая… Какая еще? Ах, тугодумка!..

А отец называл ее умницей. И от матери она не слышала за всю свою жизнь ни слова упрека. Так почему же сейчас?.. Почему? Что в ней не так?

Летели дни, проходили недели, месяцы — ответа Ксения не находила. И только спустя почти год пребывания на службе у хищной благотворительницы она вдруг нашла ответ: ее беда в ее красоте. Да, да! Чем острее миссис Беркли отмечает для себя ее, Ксении, внешнюю привлекательность, тем большую приписывает ей человеческую бездарность! Вот в чем все дело. Открытие обескуражило Ксению — она ничего не могла поправить, — но ей стало и значительно легче: она перестала подозревать в себе те пороки, которыми — а тут миссис Беркли была необычайно щедра! — награждала ее компаньонка.

Да, Ксения была очень красива. Она унаследовала внешность от матери. И на фоне окружающих ее сверстниц выглядела куда ярче и благороднее. При общей привлекательности, стати и стройности дело вершила порода. Была в ней и утонченность, и грация, и точность в каждом движении. Всего этого нельзя было не заметить. Каждый спешил сказать ей что-то приятное, сделать какой-нибудь комплимент. От этого губы миссис Беркли, если она была рядом, кривились, в выражении лица появлялась некая напряженность, что-то вроде протеста. Сейчас ей было за сорок, красотой она не блистала, но было видно, что в молодости она была хороша собой и привыкла быть в центре внимания. Конечно, ее не могло не нервировать, что Ксения притягивает к себе взгляды, оставляя ее, миссис Беркли, в тени. Какая женщина готова безропотно сносить подобное, особенно когда годы неумолимо приближают тебя к старости?

А Ксения задавалась вопросом: да что за прок от такой красоты, если в обыденной жизни от нее столько сложностей, столько простого житейского неудобства? Но восхищенный блеск в глазах какого-нибудь мужчины, пускай даже немолодого, почти старика, приносил ей иной раз утешение. Возможно, однажды ее кто-то полюбит, захочет связать с нею жизнь, и тогда она упорхнет из этой клетки, где ее — да, сытно! — кормят, не испытывая при этом ни сердечной привязанности к ней, ни теплоты в душе.

Никакой благодарности к миссис Беркли Ксения тоже не испытывала, как ни старалась. Каждый день все одно и то же! От одного этого голоса — его обладательница призывала, сетовала, досадовала — снова и снова, еще и еще — у Ксении начинала кругом идти голова. И по контрасту она не могла не вспоминать всякий раз, как ей жилось с отцом и матерью дома. Как это было не похоже на ее теперешнее унизительное существование подле спасительницы с разрушительными наклонностями!

В их маленьком скромном домике, крытом соломой, было всегда очень тихо и очень уютно. Пожалуй, ни в каком другом доме в их деревушке Литтл Кумб не царило такой атмосферы сердечной любви и привязанности родных друг к другу. Вся домашняя обстановка, со всеми ее безделушками и мелочами, казалось, была пропитана душевным благорасположением членов семьи друг к другу.