Барбара Картленд: Любовь уходит в полночь

Она горько засмеялась и уронила руки вдоль тела.

— О, Ксения, как мне тебе объяснить, насколько это другое — быть замужем за любимым и знать, что меня любят за меня саму и больше не из-за чего другого.

— А папа должен был оставить свой полк?

— Разумеется, — кивнула миссис Сандон. — Мы наделали столько шуму! Такой разразился скандал! Подобное не так-то легко сходит с рук в высших кругах. Но всё это как-то сгладили, насколько было возможно. Английский адъютант сбежал с королевской дочкой! Дело немыслимое! Думаю, это весьма сотрясло весь дипломатический корпус.

Ксении стало смешно.

— Никогда бы, ха-ха-ха, не подумала, что одно сердце влюбленной девушки может сотрясти целый дипломатический корпус! Я еще понимаю — взбесить родителей этой девушки…

Миссис Сандон тоже развеселилась.

— Видишь ли, при дворе свои правила — и правила очень строгие. Важно все! Особенно — аристократические корни, знатность рода. Так что мне и твоему отцу пришлось просто исчезнуть. Это было лучше и проще для всех. Что нам еще оставалось делать, если мы решили быть вместе — всю жизнь? Ведь невозможно такое, чтобы офицер неродовитого происхождения стал членом королевской семьи! — Миссис Сандон развела руками.

— А почему вы выбрали Литтл Кумб?

— Твой отец знал это место давно. Еще до того, как мы познакомились, он ездил в отпуск сюда с одним своим полковым другом, тот родом из этой деревни, но сейчас он живет в Бодмине, это тоже здесь, в Корнуолле, не так далеко от Труро, ты должна знать. А когда мы приехали сюда вместе с твоим отцом и я увидела эту деревню — такую красивую, — а потом, спустя недолгое время, и весь Корнуолл — такой изумительный, цветущий, бескрайний, с его небом и морем, и наш маленький дом в Литтл Кумб, окруженный кустами гортензий… Я много месяцев не могла налюбоваться тем, что я здесь вижу! Мне казалось, я очутилась в раю! — Миссис Сандон выглянула в окно, словно бы убедиться, что за стенами дома и вправду рай.

А за стенами дома — он был крайний в деревне, и вид из окна не закрывали другие дома и садики с непременной ухоженной кустарниковой растительностью вдоль стен и вдоль каменной кладки заборов — были поля: разных оттенков зеленого или песочного цвета, небольшие, с непрямыми границами, в виде «заплат», окаймленных рощицами и длинными перелесками — полосами древесных зарослей. На этих «заплатах» паслись где коровы, где овцы, где лошади, а иные были пусты — отдыхали, или на них отрастала трава для будущего сытного выпаса. Всё это выглядело очень уютно, как всё сотворенное заботливыми руками, — и вместе с тем как-то изящно, несмотря на то, что работали тут земледельцы и скотоводы. Но особую неповторимость придавали пейзажу отдельно стоящие среди полей деревья — с сильной ветвистой кроной, толстым стволом и густой листвой — очень красивые и величественные. Они стояли здесь как хозяева или стражи, как некие живые существа со своею собственной историей и судьбой. Ни одна пила лесоруба за многие десятки лет не покушалась на эти святыни — возможно, еще помнящие отголоски передаваемых из уст в уста поверий и песен древних кельтов под своими ветвями. Население в этих благословенных краях жило с природой в тесном содружестве и словно брало у нее свои блага взаймы — и честно их отдавало, не пуская в бездумный расход ни травинки, ни веточки, ни кусточка, оберегая при том во множестве жизнь лесных и полевых тварей, а не только свою.

Миссис Сандон долго молчала. Ксения ее не торопила.

— Но когда влюбишься, моя милая доченька, — заговорила мать снова, — ты поймешь, что в жизни важно только одно: быть с тем, кого любишь, и заботиться только о нем. Все остальное — приличия, правила, даже место, где ты живешь, — не имеет значения. Тем более — если речь идет о богатстве… Если делишь его не с тем, кого любишь, счастья оно не приносит.

— Уверена, папа думает точно так же!

— Да, он думает так же, хотя и сожалеет — совершенно напрасно, как я его искренне уверяю! — обо всех тех удобствах и дворянских привилегиях, какие были бы у меня в Словии и каких он не может мне здесь предложить.

— Так, значит, мы всегда жили так бедно лишь потому, что вы с папой сбежали? — Ксения потерла кончик носа — он вдруг зачесался. Она чихнула.

— Именно так, милая, но меня никогда это не волновало. Однако я бы хотела дать тебе настоящее благородное воспитание… Ведь неизвестно, как сложится твоя жизнь, и надо быть к ней готовой.

— Мама, но мне с вами так хорошо! — серьезно ответила Ксения, шмыгнув носом. — Я могу ездить с папой верхом — он мне столько рассказывает про лошадей! И я очень люблю смотреть, как он рисует. С ним так интересно! Он много всего знает и про растения, и про землю, и про лесных птиц и мелких зверьков. Мы столько смеемся… А у тебя я набираюсь ума-разума — и всего-всего, что ты умеешь делать руками! А сколько ты мне всего рассказываешь! Ты же столько знаешь — ты у меня такая умная, мамочка! И наш Литтл Кумб я очень люблю. Да мне очень, очень повезло с вами — с тобой и с папой, что вы у меня такие — самые мои любимые и независимые!