Джейд Ли: Непокорная тигрица

Господь наш, Иисус, и ты, пресвятая Дева Мария, помогите мне!

— Что случилось? — послышался громкий рассерженный голос отца девочки.

Анна по-прежнему не решалась открыть глаза и поднять голову. Она продолжала усердно молиться. Умоляю, дай мне возможность уехать. Затаив от страха дыхание, она вся сжалась и, наклонив голову еще ниже, попыталась отойти подальше от этой семейки. Однако ее попытка была обречена на провал. Во-первых, свободного места было очень мало, и Анна не могла далеко уйти, а во-вторых, отец семейства, заподозрив что-то неладное, схватил Анну за руку. Он так крепко сжал ее, что тонкая ткань рукава треснула. Пальцы мужчины, словно железные тиски, впились в ее кожу, и Анна сжала зубы, чтобы не закричать от боли.

Дева Мария, Иисус, спаситель наш…

И тут вмешалась его супруга. Судя по ее решительному виду, женщина приняла какое-то решение. Она резко и раздраженно крикнула, обращаясь не к белой женщине, а к мужу:

— Забери свою никчемную дочь! Девчонка уронила куклу.

Казалось, муж китаянки пребывал в нерешительности и не спешил подчиниться приказу жены. Анна почувствовала это, но не посмела повернуться и посмотреть на него. Она еще ниже склонила голову, сжавшись от страха.

Господь наш всемилостивый…

Потеряв терпение, мамаша подняла все еще хнычущую дочурку и сунула ее в руки мужу. Отцу семейства пришлось отпустить Анну, так как малышка крепко обхватила его шею своими тоненькими ручонками. Анна не стала терять время даром и быстро пошла вперед. Тем не менее этот маневр не принес желанного результата. Уже через несколько шагов она снова оказалась в ловушке. Она шла, медленно передвигая ноги, и чувствовала, что ей так просто не отделаться от этой супружеской четы. Она понимала, что и муж, и жена с нескрываемым любопытством смотрят ей вслед. А женщина вдобавок поглядывала на нее с откровенной жадностью. Анна просто спиной ощущала их колючие, пронзительные взгляды.

Анна понимала, что подвергается сейчас огромной опасности. И так будет до тех пор, пока эта маленькая семейка не потеряет ее из виду. Однако сделать это было практически невозможно. Анна не могла ни уйти вперед, ни отстать настолько, чтобы оказаться далеко позади. В этом случае родители девочки наверняка начали бы оглядываться и тревожно перешептываться между собой, привлекая тем самым всеобщее внимание к Анне.

Нет, ей лучше держаться впереди. Так она будет менее заметной. Пусть они пялятся на нее, оставаясь за ее спиной, решила она, и продолжила тихо молиться.

Тау Чжи-Ган слушал, как поют кули, и чувствовал, что его тело двигается в такт их песне. Слова у песни были простыми. «Подставь свое плечо», — пелось в ней. Песня звучала все громче и сильнее, и вслед за ней в небеса уносилась его ликующая душа. Казалось, что это Китай дышит своей огромной грудью, и его энергия кви парит в воздухе над сотнями и тысячами людей, занятых тяжелым трудом на благо своей любимой страны. Сидя в паланкине на берегу Великого Китайского канала, Чжи-Ган ощущал себя смиренным и жалким, но в то же время могущественным и свободным от всяческих предрассудков и суеверий. Однако всеми его чувствами управлял неукротимый и тщательно скрываемый гнев.

По этому каналу в Китай попадало самое большое зло, имя которому опиум. Эту отраву доставляли корабли, ее привозили люди, и иногда даже казалось, что она просто прилетает сюда по воздуху. Все, начиная от императорских чиновников высочайшего ранга и заканчивая самыми несчастными бедняками-крестьянами, во что бы то ни стало стремились заполучить этот серо-коричневый западный яд. Его разделяли на небольшие горстки и упаковывали в плотную бумагу. Несмотря на то что по цвету это снадобье напоминало обычную уличную грязь, а по вкусу было и того хуже, все население Китая постепенно поддалось его пагубному влиянию.

Чжи-Ган тяжело вздохнул, рассеянно наблюдая за едва уловимой игрой света и теней. Его близорукие глаза больше ничего не различали. Он не мог видеть того, как белые люди распространяли заразу по всему Китаю, но он ощущал ее так же явственно, как ощущал биение собственного сердца. Он — императорский палач, и поэтому ему необходимо найти эту заразу и покончить с ней, а иначе покончат с ним самим. Так сказал сам император Китая.

Охранник, стоявший рядом с палачом, вдруг напрягся. Это не укрылось от внимания Чжи-Гана. Что же такое он увидел? Скорее всего, ничего необычного. Его охранники проявляли сверхъестественную бдительность, желая таким образом выслужиться перед ним. Они не знали, что за последнее время положение Чжи-Гана при императорском дворе значительно ухудшилось. Но это не имело особого значения. Для них самым главным было видеть внешние проявления власти и могущества. По правде говоря, даже самые зоркие из всех китайских палачей не могли разглядеть все тюки, набитые мерзким коричневым опиумом, которые перевозили по Великому каналу.