Алексей Пазухин: Самозванка (дореволюционная орфография)

– Хорошо, мама? – застѣнчиво спросилъ мальчикъ, нерѣшительно дѣлая шагъ впередъ и схватившись за косякъ двери, точно не зная, куда руки дѣвать.

Женщина оглядѣла его долгимъ, пристальнымъ взглядомъ.

– Да, хорошо… Ладно, что природа не наградила полнотою, a то не обмануть бы… А все же надо вотъ тутъ потѣснѣе лифомъ стянуть…

Она подошла къ мальчику, оправила на немъ пиджачекъ, повернула кругомъ раза два и сказала:

– Ничего, сойдетъ… Ну, теперь пей проворнѣе чай, меня напой и ѣдемъ… Все у тебя уложено?

– Все, мама…

Мальчикъ сѣлъ къ столу и проворно, привычными руками принялся заваривать чай, рѣзать хлѣбъ, мыть посуду. Хоть бы и не мальчику такъ ловко женское дѣло дѣлать.

Чай былъ налитъ. Пожилая женщина взяла свою чашку и задумчиво мѣшала ложечкою.

Мальчикъ и себѣ напилъ въ чашку чаю, но не пилъ, а смотрѣлъ на мать, видимо желая что-то спросить и не смѣя.

– Мама? – наконецъ проговорилъ онъ.

– Что?

– Зачѣмъ этотъ маскарадъ, мама? He для потѣхи же ты одѣла меня мальчикомъ, не для шутки потратила на него изъ послѣднихъ денегъ пятнадцать рублей, да девять на сапоги… Зачѣмъ я одѣлась мальчикомъ, мама?

Женщина отодвинула нетронутую чашку съ чаемъ, вздохнула, прошлась по комнатѣ, опять сѣла и быстро, рѣшительно начала говорить:

– Да, я скажу тебѣ, Вѣра, все… Все я скажу тебѣ, слушай… Я вышла замужъ противъ воли моего отца, а твоего дѣда… Онъ прогналъ меня изъ дому и не велѣлъ матушкѣ моей пускать меня на глаза… Онъ былъ суровый, жестокій старикъ, не тѣмъ будь помянутъ… Я жила съ мужемъ въ Москвѣ и терпѣла страшную нужду; мужъ не имѣлъ мѣста, ему не давали его по просьбѣ отца, человѣка очень богатаго и сильнаго… У меня родился ребенокъ, сынъ Вася… Мать кое-какъ урвалась изъ дому, навѣстила меня, дала кое-что, а затѣмъ мужъ получилъ мѣсто, сперва въ Твери, а потомъ здѣсь, въ Рыбинскѣ, и мы кое-какъ жили, но недолго: мужъ умеръ, а за нимъ умеръ по второму годочку и сынъ мой Вася… Я осталась одна безъ всякихъ средствъ и…

Женщина залпомъ выпила остывшій чай.

– И сошлась съ однимъ пароходчикомъ… полюбила его… Ты была нашимъ первымъ и единственнымъ ребенкомъ…Твой отецъ скоро бросилъ меня, уѣхалъ куда-то далеко, и я опять осталась одна… Я ничего не писала матери своей, не давала о себѣ вѣсточки… Она бы прокляла меня, если бы узнала, что я внѣ брака прижила ребенка… Она тоже суровая и жесткая старуха… Мы жили съ тобою, ты знаешь какъ. Я шила, имѣла работу, ростила тебя, образовывала тебя, какъ могла и мечтала выдать тебя замужъ… Вдругъ я узнаю стороною, что отецъ мой умеръ и мать ищетъ меня… Мы ѣдемъ къ ней въ Москву…

– Къ моей бабушкѣ? – спросила Вѣра, слушая разсказъ съ напряженнымъ вниманіемъ, широко раскрывъ большіе темносиніе глаза.

– Да… Бабушка твоя знаетъ, что я овдовѣла, имѣя сына, и я… я должна пріѣхать къ ней съ сыномъ… Ты понимаешь?… Ты мальчикъ, мальчикъ Вася, Вася Байдаровъ… Ты поняла?

– Поняла, – прошептала дѣвушка.

– Ну, вотъ… Въ моихъ бумагахъ значится, что я вдова мещанина Байдарова, а сынъ Василій вписанъ… подложно: мнѣ тутъ устроилъ это одинъ пропойца, бродяга одинъ; я ему заплатила за это изъ послѣднихъ грошей пятьдесятъ рублей… Вѣра, ты должна понять этотъ обманъ и не должна осуждать меня… У твоей бабки милліонъ капитала, и онъ будетъ твой…

– Милліонъ?!… – воскликнула дѣвушка.

– Да… Она стара, а сынъ ея дочери единственный наслѣдникъ. Она любила новорожденнаго Васю, хотѣла имѣть внука и теперь будетъ имѣть…

– Внучку, – тихо и несмѣло сказала дѣвушка.

– Внука! – строго энергично воскликнула мать.- Слышишь ты? Внука!… Ты мальчикъ, Вася, и помни это!… Если ты не сумѣешь сыграть эту роль – ты погубишь и меня, и себя, а если… если у тебя хватитъ умѣнья – мы будемъ имѣть милліонъ!…

У матери сверкнули глаза.

– Ты знаешь ли, что такое милліонъ?… Нѣтъ, ты не знаешь!… Я видѣла золото, хоть издали, я слышала его звонъ, я знаю, какую силу, какую страшную силу имѣетъ оно!… Я отказалась отъ него, полюбивъ, увлекшись, но теперь я страстно, страстно хочу имѣть его… для тебя!… – поправилась женщина.

– Ахъ, какъ страшно это, мама! – воскликнула дѣвушка.

– Что?

– А вотъ эта игра наша… И страшно и заманчиво… Точно романъ… А вдругъ бабушка узнаетъ?

– Она не должна узнать, или ты мнѣ не дочь!… Она стара, она задавлена жизнью съ дикимъ, безпощаднымъ мужемъ; она, чай, изъ ума выжила, а родни у нея нѣтъ… Она не узнаетъ, и… она скоро умретъ: ей болѣе семидесяти лѣтъ… Но намъ пора…