Кэтрин Смит: Будь моим этой ночью

— Сокровище, — бесстрастно произнес Шапель, пожалуй, слишком бесстрастно. — А разве вы ищете не то же самое?

Прю невольно сглотнула. Он понял, что для нее это была не просто охота за сокровищами. Кроме родных, никто — даже Маркус — не знал о том, зачем ей на самом деле нужен Грааль, однако этот человек каким-то образом догадался, что у нее имелись свои, глубоко личные причины отправиться на поиски священной чаши.

К счастью, отвечать на этот вопрос Прю не пришлось — отец позвал Шапеля к себе. И когда этот загадочный человек — не священник и не «мистер» — откланялся и без видимого сожаления удалился, она еще долго смотрела ему вслед, пытаясь осмыслить случившееся. Ее руки уже не были холодными, однако на правой, между средним и указательным пальцами, появилась тонкая алая линия в полдюйма длиной. Прю осторожно дотронулась до нее — царапина выглядела совсем свежей, и ее определенно не было здесь до встречи с этим человеком. Прю в изумлении посмотрела на Шапеля.

Боже милостивый, неужели он и впрямь ее укусил?

Теперь-то он понимал, что приехать в Корнуолл было большой ошибкой.

Шапель сидел на краю застланной девственно-чистыми простынями кровати и смотрел в окно на расстилавшуюся перед ним звездную ночь. Он не мог больше ждать, прислушиваясь к медленному и ровному биению сердец, эхом разносившемуся по комнате и отдававшемуся ударами в висках, словно барабаны первобытного племени.

Пинта крови поросенка, которую он выпил накануне, придала сил и бодрости, но это все равно что питаться вареной репой, когда хочется шоколада. Вечером Шапелю пришлось выйти на балкон, чтобы освободить чувства от запаха человеческой плоти. И как раз тогда, когда он уже решил, что может без опаски вернуться в дом, ему навстречу попалась Прюденс Райленд, пробуждавшая в нем не только голод, но и другие, столь же низменные инстинкты.

Тук-тук. Тук-тук. Сердца, бьющиеся во мраке. Одно из них принадлежало Прюденс, и его собственное сердце так и порывалось забиться в ответ, но напрасно. Слишком много времени прошло с тех пор, как оно билось в последний раз.

Шапель поднялся на ноги, одетый в брюки и рубашку без пиджака. Нельзя и дальше сидеть здесь, прислушиваясь к звукам дома. Ночь была его излюбленным временем — тем временем, когда он чувствовал себя более энергичным и жизнеспособным, чем когда бы то ни было. Возбуждение переполняло его, и нужно было сжечь хотя бы часть бурлившей в нем энергии.

Бесшумно, словно кот — еще одно преимущество от лежавшего на нем проклятия, — Шапель украдкой выбрался из своей комнаты и спустился по лестнице. Острый взгляд помогал избежать любых неприятных неожиданностей. Меньше всего сейчас хотелось разбудить мистера Райленда или его дочь.

Мысль о Прюденс заставила Шапеля остановиться прямо посреди огромного холла, в лучах лунного света, проникавших сюда сквозь одно из бесчисленных окон. Прюденс [3] Prudence ( англ .) — благоразумие, сдержанность, осмотрительность. . Сложно представить более неподходящее имя для женщины, казавшейся воплощением безрассудства. Даже сейчас, спустя часы, он все еще не мог отделаться от воспоминаний о запахе ее тела.

Именно поэтому он старался поддерживать между ними должное расстояние. Пышное красное платье облегало каждый дюйм ее худощавой, но вместе с тем стройной и соблазнительно округлой фигуры от плеч до бедер по моде, которую в его времена сочли бы постыдной. Кожа была такой светлой, а глаза такими яркими. Словно довершая картину, густые рыжеватые локоны так и норовили выбиться из пучка и рассыпаться непослушными прядями по плечам. Рыжие волосы. Красное платье. Алые губы. Весь ее облик словно поддразнивал Шапеля, а голос Прю, звавший его по имени, поразил его так, что он отпрянул, едва не задев клыком ее руку.

При одном ее виде все существо Шапеля охватила не просто жажда крови, а желание, которое мужчина испытывает к женщине. И это было еще одной причиной, почему не стоило задерживаться надолго в Корнуолле. Для его породы кровь и секс были тесно связаны и часто шли рука об руку столь же естественно, как для людей еда и питье.

Почему именно эта женщина так привлекала его, оставалось загадкой. Может быть, дело в ее запахе? В вызывающем блеске ее кошачьих глаз? В ней чувствовалось нечто необычное — глубокая меланхолия под стать его собственной, но в отличие от него она была полна жизни и надежды. Да, надежда окутывала ее, словно вуаль, и возможно, именно это притягивало Шапеля.