Елена Арсеньева - Любовь и долг Александра III

Все в императорской семьи отлично владели и английским, и немецким, и французским. Правда, английский Саша недолюбливал, хотя обожал Китти. Но Александр Николаевич предпочитал английский другим языкам и знал его в совершенстве.

– Откуда вы знаете, милорд? – воскликнула Китти. – Может, у вас есть шпионы в Англии?

– Конечно, – расхохотался император, – но в Уилтшире их точно нет, так что успокойтесь, Китти. Я просто догадался, потому что сам как раз обуреваем подобными заботами. Другое дело, что я, наоборот, ищу горничных, которых могли бы соблазнить мои сыновья. Или они – их. В смысле горничные – сыновей.

– Да, мне тоже кажется, что время пришло.

Император таращился на нее во все глаза. Такое ощущение, что она говорит о самых обыденных вещах. Например, о том, что мальчикам нужны новые мундиры.

– Вы могли для приличия хотя бы ахнуть, Китти, – усмехнулся Александр Николаевич. – Или всплеснуть руками. Или спрятать лицо в ладонях. И вообще, что вы там всегда проделываете, смутившись?

– Мы? – удивилась Китти.

– Женщины, – уточнил Александр Николаевич, и оба поняли, что он говорит прежде всего о жене.

Господи, ну до чего же она была стыдлива, бедняжка Мари! В первое время после свадьбы вообще боялась выходить из спальни, уверенная, что все знают, что именно происходило ночью между ней и великим князем, какой ужас…

Она до сих пор относилась к этому как к ужасу. А Александр Николаевич изо всех сил делал вид, будто подобное отношение к плотской любви его умиляет и трогает. Всю жизнь старался, постепенно привык и даже поверил, что оно так. Ах, бедняжка Мари…

А вот Китти другая. Ее английская практичность покрепче немецкой оказалась!

– Вы можете считать, милорд, что я и ахнула, и спрятала лицо в ладонях, и проделала все необходимое, – вежливо произнесла Китти. – Но я уже давно заметила некое беспокойство в поведении мальчиков. Особенно у Никсы… он вернулся из поездки по России таким странным! Кроме того, Хренов рассказал мне о некоторых ночных явлениях и у Никсы, и у Маки.

Тимофей Хренов, унтер-офицер лейб-гвардии Семеновского полка, был назначен военным воспитателем трех старших сыновей государя, но не только учил их фронту, маршировке и ружейным приемам, а являлся, по сути, их новой нянькой, только мужского пола. Понятно, что он тоже озабочен.

Да, тяжело быть царским сыном, это император по себе знал. Все на виду. Все! Даже самое интимное и сокровенное… И так всегда будет, деваться некуда. А Китти – ну прямо главный советник двора! Все к ней идут, и дядька царевичей, и сам царь!

– И что вы об этом думаете, Китти? – спросил он.

– Да то же, что и вы, государь, – спокойно ответила она, словно обсуждала погоду. И с той же полуулыбкой, с какой бы произнесла: «It rains cats and dogs», «Дождь кошек и собак», зная, что эта фраза весьма веселит русских, Китти пояснила: – Нужна некая милая и покладистая дама, даже две. Хотя и одной может хватить, главное, чтобы мальчики не знали, что она у них одна на двоих. Но горничная – это едва ли подходящий вариант, милорд. Они болтливы и лживы, как правило. К тому же девчонки взбалмошны и глупы. Сами ничего не понимают. Нам нужна молодка, – это слово она произнесла по-русски, но с английским смягченным «д», и император чуть не прыснул, несмотря на то что был ошеломлен деловитостью бонны, – с некоторым прошлым, с опытом, очень чистая… скажем, молочница вполне подойдет. Я как раз вчера видела одну. С вашего позволения могу показать ее вам. Ей около тридцати, но… поверьте, это то, что нужно. Мягкая и уютная. И очень привлекательная, несмотря на толщину и некую простоватость. Но ведь нам не нужна какая-нибудь там парижанка, – в голосе прозвучало вековое презрение британцев к французам, протестантов к католикам, благочестивых девиц к кокоткам, – нам нужна милая женщина, которая отнесется к… мальчикам деликатно и заботливо, а главное, у нее хватит ума и осторожности не… не…

Александр Николаевич понял, что слово «забеременеть» оказалось тем камнем, о который споткнулся великолепный практический снобизм Китти, и кивнул, облегчая ей задачу:

– Конечно. Вы совершенно правы, Китти. Когда вы покажете мне эту молодку?

– Да хоть сейчас, милорд! – воскликнула Китти и встала, даже не взглянув на остывший шоколад.

– Ну вот, – грустно сказала Аликс, – больше мы так стоять никогда не будем. – И зажмурилась, чтобы сдержать слезы.

Минни тоже была готова заплакать, но ей зажмуривание не помогло бы. Обычно она изо всех сил поджимала губы, это каким-то образом действовало на слезотечение. Это было сделано и сейчас, но глаза по-прежнему ужасно щипало.