Елена Арсеньева: Любовь и долг Александра III

На глаза сказочника навернулись слезы. Это была всего лишь незамысловатая игра, но он почему-то подумал, что сейчас три принцессы предсказали свою судьбу.

Время покажет, что он не ошибся. Аликс станет женой короля, как Элиза. Тира спорхнет с трона к стойкому оловянному солдатику, хотя и не сгорит вместе с ним, а только душу обожжет. Минни… Жених Минни покинет ее ради смерти, но она сумеет вернуть его.

Однако это будет уже совсем другой человек.

Девушка сидела на высоком берегу, свесив ноги к речной сизой волне, и заплетала косы. Солнце пронизывало волосы насквозь. Белая рубашка была спущена до пояса, и Никса видел тонкую цепочку позвонков, тянувшуюся вдоль нежной спины.

«Кто это? – смятенно подумал он. – Неужели русалка?»

Он повернул голову и огляделся. Здесь, в лесу, куда он неожиданно забрел, все было возможно, особенно когда так сладко пахло цветами и травой, разогретыми солнцем. Раздался шорох. Никса быстро обернулся, боясь, что девушка исчезла, и замер. Она не исчезла, а поднялась на ноги и теперь смотрела на него, торопливо натягивая рубашку на плечи. Недоплетенная коса лежала на правом плече, а распущенные волосы окружали ее голову половинкой светящегося ореола. Никса смотрел на нее и думал, что не видел ничего красивее в жизни. Ничего и никого. Даже среди фрейлин матушки не было ни одной, подобной ей. Может, такой красоты у людей не бывает? Вероятно, она и впрямь русалка, лесная жительница?

Однажды ему и брату Саше (все домашние называли его Макой, но Никса терпеть не мог этого глупого прозвища, которое годилось для какого-нибудь увальня, а не для честного и прямого Саши) пришлось полчаса просидеть в заброшенном лесном шалаше, спасаясь от дождя. С ними был стременной из царскосельской конюшни Савелий, он-то и рассказал, что русалки живут не в реках и морях, как раньше думали братья, а именно в лесах. В реках обитают водяницы, в морях – фараонки. А русалки качаются на березовых ветвях и сводят с ума неосторожных парней, которые не успели сотворить крестное знамение.

Да ведь эта девушка стоит под березой! Рука Никсы начала подниматься, и пальцы уже сложились в троеперстную щепоть, как незнакомка вдруг заговорила.

– Ты правда царевич? – спросила она самым обычным, человеческим голосом. А Никса думал, что русалки поют, словно сирены, которые заманивали Одиссея на свой роковой остров.

– А ты правда русалка? – прошептал он.

Девушка усмехнулась. Он видел, как уголки ее губ сначала чуть вытянулись, а потом приподнялись лукаво, и на щеках засияли ямочки. У Никсы перехватило дыхание.

– Конечно, русалка, – сказала она, глядя исподлобья. – А как ты догадался? Встречал нас раньше?

– Такой, как ты, я никогда не встречал.

Она улыбнулась. Никсе почудилось, будто золотые нити ее волос взмыли в воздух и крепко обвили его.

– А я никогда прежде не видывала царевичей, – произнесла девушка. – Думала, они все в злато-серебро одеты, корона алмазная на голове, а ты вчера идешь – в мундирчике, при шпажонке, шляпа под мышкой, волосы растрепались – такой, как все вокруг. Небось там и попышнее разодетые были, вокруг тебя! Я даже удивилась, что царевич – ты. Самый неприметный из всех. Да и сегодня как просто одет… И не спишь до полудня… Баре да господа горазды спать! Только простой народ с солнышком встает.

– А я нарочно. Утром проснулся ни свет ни заря, решил погулять, пока все спят. Думал, вокруг дома парк да и парк, а это настоящий лес! Лес, в лесу русалки… Но скажи, где ж ты меня вчера видеть могла?

– Да где ж, на улице и видела, – пояснила она, удивляясь его непонятливости. – Неужто забыл, как тебе девицы подносили цветы?

Действительно, при въезде наследника престола, цесаревича Николая Александровича, в Кострому встречу ему устроили и торжественную, и трогательную. Еще по пути он видел, что все избы в деревнях и дома в городе украшены зеленью и кумачом. Близ дороги стояли столы, накрытые белыми скатертями, на столах – круглый хлеб с солонкой, перед хлебом – икона. У каждой избы или дома низко кланялись ее жители. Крестьянские девушки бросали полевые цветы в экипаж царевича. Дети бежали следом и кричали «ура». А у ворот дома на берегу Волги, где должен был разместиться Николай, собрались самые красивые девушки из числа дворовых, освобожденных по указу от 19 февраля 1861 года. Они поднесли роскошные букеты с благодарственным адресом – как сыну Царя-освободителя.

Никса знал, что его самого приветствовать и благодарить пока не за что – крестьяне и дворовые благословляли отца, императора Александра Николаевича, – а все же в девичьих глазах он читал восхищение и им самим. То и дело до него доносились восторженные восклицания: