Жаклин Рединг - Белый туман

Джулиана взглянула на Брайди, а потом на Элинор. Элинор поднялась, протянула ей руку, и они все вместе направились в угол комнаты, где стояло фортепиано.

Сидя в противоположном углу гостиной, Гэбриел с чувством глубокого удовлетворения наблюдал за тем, как его жена и дочь рука об руку идут через комнату. Когда-то ему казалось, что он отдал бы все на свете за то, чтобы Джулиана заговорила снова. Но за то время, которое Элинор провела вместе с ними, она сумела показать ему, что Джулиану ни в коем случае нельзя считать странной или даже обреченной проклятию из-за ее немоты и что она осталась тем же милым, очаровательным ребенком, что и прежде. Именно благодаря Элинор с ее особым, неповторимым взглядом на вещи он в конце концов смирился с мыслью о том, что, возможно, никогда уже не услышит смех своей дочери или ее прелестное пение. Он будет всегда хранить в душе память о них, как и о тех днях, что ожидали их впереди, и этого у него никто не отнимет.

Когда Грейс поднесла пальцы к клавишам, а Элинор взяла в руки флейту - точную копию той, на которой она играла в Данвине, - Гэбриел окинул взглядом гостиную, всматриваясь в лица тех людей, которых теперь называл своей семьей. Все без лишних вопросов и замечаний приняли их в свой круг, стараясь, чтобы они чувствовали себя как можно свободнее и увереннее. Глядя на этих людей, легко было понять, почему Элинор оказалась такой незаурядной личностью.

Гэбриел смотрел на жену, а та между тем полностью погрузилась в музыку, закрыв глаза и слегка покачивая головой в такт трогательной мелодии флейты. Элинор была из тех женщин, которые отдают себя целиком, не прося ничего взамен, и которая к тому же обладала сверхъестественной способностью разглядеть под внешней оболочкой подлинную сущность человека, подчас скрытую глубоко внутри.

Его чувства к Джорджиане были основаны на заботе и жалости, вызванных тем отчаянным положением, в котором она оказалась. Да, Гэбриел по-своему любил ее, но не так, как Элинор. Совсем иначе. С Элинор он мог избавиться от давно преследовавших его страхов. Теперь Гэбриел был свободен от теней прошлого, терзавших его всю жизнь. И он твердо решил доказать ей, как много значила для него та перемена, которую она произвела в нем, даже если на это уйдет остаток жизни.

Элинор закончила свою пьесу, и все дружно зааплодировали, прося сыграть им что-нибудь еще. Она бросила беглый взгляд на Гэбриела, после чего наклонилась к Джулиане и прошептала ей что-то на ухо. Девочка подняла глаза на Элинор. Лицо ее выражало неуверенность, но затем она кивнула, соскользнула со скамейки и встала рядом с Элинор. Та передала Джулиане свою флейту.

Никто из присутствующих не издал ни звука, когда Джулиана сделала робкий вдох и поднесла к губам флейту. Пьеска была маленькой и совсем несложной, однако музыка лилась из-под пальцев Джулианы, словно птичьи трели. Гэбриел был совершенно очарован. Он вдруг вспомнил звук прелестного детского голоска, который пел ту же самую песню во дворе замка годы назад. Ему казалось, что ему уже никогда не суждено испытать эту радость снова.

Каким- то непостижимым уму способом, без единого слова, Джулиана нашла в себе силы запеть снова. Эта дивная мелодия всецело завладела его существом, и Гэбриел почувствовал, как давно скрываемые чувства в его душе нарастают, перехлестывая через край. В горле у него встал комок, и ему пришлось сделать глубокий вдох, чтобы сдержать слезы.

Девочка закончила играть, и даже старый герцог поднялся с кресла, крича вместе с остальными «Браво!». Джулиана потупила взор, глядя застенчиво на пол. Она не заметила, как Гэбриел пересек комнату, направляясь к ней, и только когда он встал перед ней на колени, очень медленно подняла голову, встретившись с ним взглядом.

– Это была самая прекрасная песня из всех, какие мне когда-либо приходилось слышать, Джулиана.

И затем, первый раз за целую вечность, отец и дочь обнялись.

Элинор лежала без сна на постели, глядя сквозь полупрозрачные занавески на окне на белый шар луны над кронами деревьев. Она пыталась заснуть, ворочаясь с боку на бок на пуховой перине, однако так и не смогла найти удобную позу. Она понимала, что причиной ее бессонницы были отнюдь не постель и не сияние луны, проникавшее в окно. Просто эта луна напомнила ей другую, светившую над волшебным замком, расположенным на окутанном туманами острове посреди бездонной синевы моря. Стоило ей закрыть глаза и сосредоточиться, как она снова видела перед собой бескрайнее небо, тянущиеся до самого берега холмы, покрытые роскошным ковром из всех мыслимых оттенков голубого, пурпурного и зеленого цветов. Как ей хотелось услышать сейчас вместо стука проезжавших мимо экипажей знакомый ласковый голос Майри, мурлыкавшей себе под нос какую-нибудь старинную гэльскую песенку! Она соскучилась по запаху только что снятых с очага лепешек, по чаю, который они вместе пили на кухне каждый вечер, по отдаленному блеянию овец в низине. И конечно, ей не терпелось снова увидеть перед собой своего бравого шотландца в килте и простой рубахе. Как бы она ни стремилась вернуться в Лондон, как бы ни обрадовала ее встреча с матерью, Кристианом и всеми остальными, Элинор уже успела истосковаться по дому.