Синтия Райт - Дикий цветок

Когда невеста была готова, Вивиан вложила ей в руки букет из белых роз, полевых лилий и сирени, а остальные женщины стояли вокруг, восхищаясь ее красотой.

— Как вы, наверно, волнуетесь — ведь вы вот-вот станете герцогиней Эйлсбери! — вне себя от волнения воскликнула Мэг.

Улыбка Шелби казалась еще более сияющей, чем обычно, а ее серо-голубые глаза искрились от радости.

— По правде говоря, моя единственная мечта — стать женою Джефа. И титул герцогини — это…

Эдит вся обратилась в слух, и Шелби поправилась на ходу:

— …просто чудесная дополнительная награда! Повернувшись к Консуэло, герцогине Мальборо, она протянула руку:

— Я непременно должна поблагодарить ее светлость за искреннюю и щедрую помощь… и дружбу, предложенную так великодушно. Для меня большая честь, что вы согласились сопровождать меня в церковь в этот день.

Темные глаза Консуэло потеплели.

— Это для меня большая честь участвовать в этом торжестве. Мэдди подошла, чтобы в последний раз ласково обнять дочь.

— Ты так хороша, что мне хочется плакать, — шепнула она. — Ну а теперь мы все пойдем в церковь. Пора.

Консуэло прошла вперед посмотреть, не приехал ли ее муж, но Вивиан задержалась, оставшись вместе с Шелби, радуясь, что еще несколько последних мгновений может побыть наедине со своей подругой.

— Ты выглядишь чудесно, — сказала ей Шелби, потом подкрутила один из локонов Вив, который слегка распустился. — Как ты себя чувствуешь? Лучше?

— Я все время помню о твоем совете — напоминать себе опять и опять, что Барт был плохой человек, и я нисколько не виновата в том, что произошло…

— И что Чарльз — это не Барт. Ты только оставайся с ним подольше, и — я уверена — ты начнешь распускаться, как одна из этих роз.

— Я уже начинаю. С меня как будто… тяжесть свалилась. Мысль о том, что я отравила и убила его, ужасным грузом лежала на моей совести, и потом — эти сны и те минуты, когда я видела его в Лондоне… — Она содрогнулась от воспоминаний. — Я и правда думала, что схожу с ума!

— Но этого не случилось. И все это в прошлом. Смотри, как все замечательно обернулось, Вив! Даже мать Джефа и та теперь запела по-другому!

— Мы очень счастливы, правда?

— Без всякого сомнения.

— Чарльз был такой милый со мной в эти два дня. Он ужасно расстроился, что его не было здесь, и он не мог сам спасти меня. Он начинает понимать, что теперь для нас все переменилось к лучшему. Мои страхи исчезли. — Вивиан даже улыбнулась мечтательно, и в глазах ее засияла надежда. — Думаю, все теперь будет хорошо.

— Родная моя, я так счастлива!

Смеясь, они вытерли глаза одним носовым платочком, потом еще раз оглядели фату Шелби, и кремовое с бледно-розовым платье Вивиан, и букет, и вышли наконец в коридор, где их поджидал Фокс.

— Вы только гляньте на мою озорницу! — Он с удивлением покачал головой: — Вот уж никогда бы не поверил, что из дьяволенка-ковбоя в мохнатых меховых штанах ты можешь превратиться в герцогиню в бельгийских кружевах.

Шелби, сияя улыбкой, взяла его под руку:

— Секрет в том, что я всегда верила — я могу стать чем-то, и ничто не казалось мне невозможным или недостижимым. Почему бы не попробовать достать все звезды сразу?

— И, правда, почему бы и нет? — Фокс поцеловал ее в щеку. — Ты готова идти к новобрачному?

— Ох, папочка, я бы бегом побежала в часовню, если бы было можно!

Снизу до Шелби донеслись звуки органной музыки Баха. Крепко держа отца под руку, она подождала, пока Вивиан поднимет ее шлейф, и с радостной надеждой шагнула вперед, к новой жизни.

ЭПИЛОГ

Выходим в открытое море!

Мы в райские кущи плывем!

Но я этой ночью вереск —

Лишь вереск в сердце твоем! Но я этой ночью вереск —

Лишь вереск в сердце твоем!

Эмили Дикинсон.

— Я Шелби, беру тебя, Джеффри…

Голос ее дрожал от волнения. Каждое слово свадебного обета было полно для Шелби особого значения, как будто эта освященная веками клятва создана была только для них двоих.

Часовня была залита золотистым светом, в котором таяли, растворялись и лица гостей, и голос священника, пока не остались только Шелби и Джеф и их великая, бесконечная любовь.

— Я надеваю тебе это кольцо и беру тебя в жены, — произнес Джеф, глядя ей прямо в глаза, так что по телу у нее пробежала дрожь. — Этим златом и серебром я одаряю тебя. Телом своим я боготворю тебя…

Часовня была наполнена цветами, казалось более чудесными, чем все сокровища Вестминстерского аббатства. Здесь были, едва тронутые розовым голубые дельфиниумы, и сказочные, вьющиеся побеги водосбора, и коралловые колокольчики, а пышные, волнистые лепестки тюльпанов перемешивались с напоенными солнцем желтыми нарциссами. Алтарь с великолепной небрежностью был весь усыпан цветами: сиренью, распустившимися розами, душистым горошком, маргаритками, васильками, наперстянкой, стефанотисами и королевскими лилиями. Длинная кремовая муаровая лента обвивала каждую скамью, а банты венчали сверкавшие, как драгоценные камни, лимонные цветы первоцвета. Все это создавало впечатление роскоши и простоты одновременно.