Array Аш Сенн - Чумные Псы - Оскал Страха

Но ведь слабых гнобить – последнее дело. Была бы Ксенька ей противником на всем этом поприще, она бы поборолась с ней. Но потерянный взгляд, нервно сжатые спереди руки…

– Хватит теребить запястье! – рявкает она на рыжую, даже не думая, рефлекторно. – И юбку не мусоль. Руки не прячь, держи их расслабленно – вот на Хенну глянь.

И непонятно зачем добавляет, обещает, глядя в пронзительные голубые глаза:

– Не бойся, я буду рядом. Просто держись поблизости, и все будет хорошо. И будь готова к тому, что нам придется вести очень много бесед с важными шишками.

Да. Пусть лучше Ксенька держится рядом, пусть постепенно привыкает к тому, что во всем, что касается вопросов политики, именно Птица принимает решения. А Птица за это будет учить это недоразумение рыжее быть сильным. Не императрицей, но правой рукой.

Птица уверена, что Повелитель одобрит это ее желание. Над слабыми издеваться нельзя.

– Ну ладно, – Ксень смиряется с перспективой весь день быть на ногах в полуголодном состоянии – в первый раз, можно подумать… перестает теребить юбку, получает стакан сока, который приходится очень осторожно пить через трубочку, чтобы макияж не повредить, и спрашивает:

– Ну, а сколько у нас вообще до начала времени?

Птица равнодушно пожимает плечами: она как-то и не интересовалась, а вот Хенна подает, наконец, голос:

– Не больше часа.

Рыжей приходится приложить значительные усилия, чтобы не подавиться соком, не начать истерично хихикать или просто не сползти по стенке.

– И почему мне казалось, что это вечернее мероприятие? – спрашивает она, борясь с желанием отколупнуть-таки от лица кусочек золотой фольги.

– Потому что оно начнется скоро, а закончится вечером? – отвечает Хенна вопросом на вопрос, сооружая из фруктов замысловатое канапе и ловко отправляя его в рот. Ксень от таких экспериментов воздерживается, боясь размазать фрукты и помаду по лицу и платью. Птица цедит ледяной имбирный энергетик через тонкую соломинку, щурится на иней, намерзший на банку и кажется всем довольной.

Ксенька ежится: хуже великосветских мероприятий только многочасовые великосветские мероприятия, думает она, одергивает себя, когда руки снова тянутся к макияжу, выпрямляет спину – опять! – и решает, что любым способом доживет до финала этого светопреставления.

Хенна вещает что-то о принятом здесь этикете, потом они отрабатывают поклон, с которым Птица справляется на удивление легко, а Ксень… опять сомневается и чувствует себя куском кошачьего корма на блюде для омаров. Движение она заучивает, стараясь копировать элегантную осанку Птицы и изящество движений Хенны, но… это за пять минут не отрастает, и Ксень об этом прекрасно осведомлена.

– Вот так сойдет, – решает шианка после десятого подхода. – Не забудь, главное. И да, не пейте алкоголь перед танцами – это я вам на всякий случай. После – хоть до отключки, но не раньше!

И делает знак рукой: пора идти. Снова блуждание по бесконечным коридорам, лестницам и бог знает еще каким закоулкам, которое заканчивается у черной двери с серебряными украшениями.

– Залетаем, наши высочества, – шутливо кланяется Хенна, распахивая дверь.

Птица оглядывается и восхищенно свистит, и этот залихватский присвист, подходящий скорее гопнику, а не гордой леди, отражается от стен.

– Нихрена себе акустика! – восхищается блондинка, проходит, нарочито громко стуча каблуками, в центр зала, оглядывается еще раз, на сей раз пристальнее.

– Да, гостей точно будет море, – сообщает она, оглядывая подготовленные уже к пиршеству столы – не хватает только блюд, ну да рано еще для этого. – А это что за лестница с троном? Нет, я понимаю что это императорское место, но при чем тут лестница-то?

– Это традиция, – поясняет Хенна. – Трон стоит на возвышении, а гости сидят на подушках, – указывает на широченные ступени, на которых действительно раскидано множество мягких, пышных подушек с кистями разных цветов. – Так заведено еще со времен… короче, со времен первого мира, но это пока не столь важно. Важно, что традиция такая. Нам наверх, кстати!

И неугомонная принцесса бойко скачет «наверх». Ксень чуть отстает, разглядывая зеркально-блестящий пол той части зала, что наверняка предназначается для танцев, залипает на секунду у места для оркестра, где стоят, дожидаясь своего часа, инструменты – некоторые точь-в-точь как земные, некоторые, наоборот, странные и психоделические…

– Ну, ты где там? – окликает её Птица, и рыжая дергает головой, прогоняя наваждение, догоняет и покорно присаживается на указанную ей подушку – по правую руку от Хенны. Птица занимает место по левую руку, и ненадолго воцаряется тишина.