Юлия Камилова - Ветер далеких скал

– Глядя на вас, не могу не поверить вам, – заключил Конрад, встав рядом с Аллой. Сидеть вовсе не хотелось, наоборот, он желал немного размять мышцы после двухчасовой конференции. – Простите, что забыл представиться. Доктор Иверсен, но вы можете звать меня просто Конрад.

– Конрад… хм, как скажете, – она снова увлеклась происходящим за окном, а мужчина не торопил разговор, вместе с ней наслаждаясь тишиной. – Интересное имя. Откуда вы?

– Из Норвегии, но я уже так давно живу здесь, что почти свой, – пояснил он, упершись ладонями в подоконник.

– Совсем свой. Я не могу уловить даже нотку акцента. Вы очень хорошо говорите по-русски.

– Благодарю, Алла Валентиновна.

– Не стоит так официально. Просто Алла, – пальцы женщины потянулись к ручке, однако сил повернуть не хватило. – Здесь так душно, Конрад. Не откроете?

– Конечно.

Одним ловким движением Иверсен распахнул окно, и Алла тут же вытянулась наружу, жадно втягивая ноздрями свежий воздух. Лицо просияло, и уже звонкий голос вдруг спросил:

– Конрад, а вы уже нашли свою родственную душу?

– Нет. Не знаю, к сожалению или к счастью, – легко ответил он, не испытывая неловкости от столь личного вопроса.

– Понимаю. Расставаться с родственной душой всегда болезненнее, – выдохнула она, прикрыв веки. – Именно поэтому многие отказываются от такой любви.

– А вы оказались бесстрашной. Той, кто решилась.

– Боль потери – ничтожная плата за пятьдесят лет счастья с любимым мужем. Пусть мне дали шанс вновь выбирать, я все так же утонула бы в удивительных глазах Степы. Такое не забывается. Никогда. Боже, а как осторожно он нес меня к алтарю, я как назло подвернула лодыжку именно в день свадьбы. Он боялся, наверно, что я рассыплюсь в его руках, словно песок.

Алла Валентиновна умолкла, предавшись воспоминаниям, а потому Конрад осторожно уточнил:

– Почему же вы решились на сепарацию именно сейчас? Уже прошло пять лет…

– Я понимаю, к чему вы клоните, – она развернулась к мужчине, взяла за руку и так по-матерински взглянула на него, мягко и тепло. – Видите ли, Конрад, у меня слабое сердце. Всегда таким было, но я не жаловалась. Однако годы берут свое, и юношеской безалаберности становится все меньше.

Иверсен внимательно слушал женщину и не перебивал. Ее пальцы крепко держали его ладонь, но он чувствовал легкую дрожь. Алла Валентиновна устала, но виду подавать не желала.

– Как вы знаете, боль от потери родственной души никуда не уходит, она лишь копится и множится. Я могла бы выдержать, но мое сердце – нет. Врачи предупредили меня, что если промедлить с операцией, то через месяц меня не станет. И хоть я жаждала воссоединения со Степой, я обещала ему увидеть наших правнуков.

Ветер хлопнул створкой окна, однако магия момента не пропала. Конрад все также смотрел на Аллу, а она куда-то за его плечо. Она словно видела кого-то иного, хотя в палате больше никого, кроме Иверсена не было.

– Я больше не чувствую ноющей боли в сердце, но теперь мне кажется, что я его окончательно потеряла.

Именно в этот момент их взгляды пересеклись, и столько тягучей печали Конрад еще никогда не видел. Словно вся тяжесть бесконечных миров пала на сухие, но все еще крепкие плечи женщины. Она не плакала, не кричала, даже не вздыхала. Она просто выпустила мужскую ладонь и молча прошла к постели.

Запустив руку под подушку, она достала серебряный медальон. Прижав к губам, Алла что-то тихо прошелестела, а затем, открыв, показала содержимое Иверсену. На него смотрели веселые глаза, в уголках которых скопились тонкие морщинки, а улыбка выглядела скованно. Словно кто-то за кадром вынуждал улыбаться. Но несмотря на это осанка мужчины была статной, а поза уверенной.

– Думаю, он тоже никогда не жалел о встрече с вами, Алла. Вы подарили ему любовь и доверили свою душу, что может быть прекраснее этого?

– Вы говорите, как истинный поэт, – Алла Валентиновна протянула медальон Конраду и, махнув головой, повернулась спиной. – Пожалуй, вам не составляет труда покорить сердце женщины.

– Боюсь, я бессилен перед обаянием вашего мужа, – с легкой игривостью отметил он и застегнул тонкую застежку на шее женщины. – Такие чувства трудно превзойти.

– Красноречивы, да все пустое. Не прячьтесь, Конрад, за щитом. Одиночество не страшно, а вот пустота убийственно бессердечна.

Не став противиться, Иверсен просто-напросто кивнул. Он молча помог Алле забраться на больничную койку и, заботливо укрыв ее тонким покрывалом, наконец-то ушел. Он и так слишком злоупотребил гостеприимством и добротой женщины, тем более пора было вернуть одолженные вещи на свои законные места.