Джулия О Мани: Дочь Дракона. Книга 2

Ферма дышала довольством. Большой дом увитый плющом. В растворенные ворота конюшен были видны крупные рабочие лошади – они мирно похрустывали сеном, пощипывая его из новеньких кормушек. Вдоль надворных построек тянулась огромная навозная куча, от неё валил пар, по ней, среди индюшек и кур, ходили и что-то клевали пять или шесть павлинов. Овчарня была длинная, с гладкими, как ладонь, стенами. Под навесом стояли две большие телеги и четыре плуга, висели кнуты, хомуты, полный набор сбруи. Дальше стоял навес для стрижки овец и сарай для хранения шерсти. Симметрично обсаженный деревьями двор шёл покато, на берегу пруда весело гоготали гуси. Живая изгородь, из разросшейся дикой розы, столь колючей, что даже воробей не мог бы преодолеть её, усеянная пучками больших шипов, острых, как пики, отделяла ферму от непроходимой чащобы. Тут жизнь кипела ключом. Слуги просыпались на заре. А раньше всех, любил встречать рассвет Маленький Дракон…

Малыш был непоседлив, он так и норовил удрать из-под надзора, залезть в тёплую конюшню и наслаждаться там резким запахом сена, подстилок, лошадиного пота. Иногда он убегал на псарню, и присаживался на корточки рядом с породистыми гончими. Он уже разбирался в собаках, соколах, у которых были злые глаза и острые клювы. У мальчика был живой ум, и любые занятия его шли успешно. Но как он был шаловлив! Резвый, озорной, любознательный, он секунду не сидел на месте. «Настоящий мячик», – говорили про него. Капризный, он почти всегда добивался своего, требовал, чтобы ему уступали. Слов нет, он любил всех вокруг, был с ними нежен и ласков, но стоило кому-нибудь не пойти у него на поводу, как он немедленно закатывал истерику. Стоило слугам зазеваться, маленький господин решал устроить себе приключения: однажды его поймали, когда он пил лошадиное пойло, заедая черным хлебом, который пекли специально для собак. Маленькому Дракону было около четырёх лет. Он постепенно раздвигал границы своего мира. А если ему наказывали сидеть дома, то ложился в гостиной у камина, где пылали толстые поленья, отыскивал остывший уголёк и принимался старательно выводить на огромном ковре разные кружочки и квадратики.

***

– Рид! Непослушный ты чертёнок! Да ты полдома разбудишь, – пухлая служанка в синем платье с тремя оборками наклонилась под стол, чтобы взглянуть на непоседливого малыша. – А ну-ка, – ухватила его за тонкую ручку и потянула на себя, – выходи, Маленький Дракон. Пора пить микстуру! – он так упирался, что серая рубашонка задралась у него на спине.

По гранитной лестнице, она повела его в кухню. Где вокруг огня стояли чугунки, одни побольше, другие поменьше, – в них варился завтрак. В камине сушилась мокрая одежда. Совок, каминные щипцы и горло поддувального меха – все это было громадных размеров, и все это сверкало, как полированная сталь; вдоль стен тянулась целая батарея кухонной посуды, в которой отражались языки яркого пламени, разгоревшегося в очаге, и первые лучи солнца, заглядывавшие в окно.

– Доброе утро, Мелити! – в кухню впорхнула сияющая белокурая красавица, с таинственно мерцающими голубыми глазами, в шерстяном платье цвета моря. Плюнув на правила приличия, она носила сапоги – под подолом все равно не видно, и такая обувь куда удобнее каблуков. Плавным движением убрала распущенные волосы с плеч.

Она и Маленький Дракон поражали сходством, типаж совпадал: светлые волосы, чувственные губы. Только у того были глаза карие, а в иной раз они загорались золотым огнём, и он переставал быть похожим на человека.

Малыш радостно зашипел и бросился к ней.

– О, мой Рид! – с обожанием расцеловала макушку сыночка, выгоревшую, как соломенный сноп.

Довольный и здоровый вид ребёнка её обрадовал. Она всегда закрывала на все глаза и только нежно журила сына. Его весёлый характер и живость восхищали её. И совсем не огорчало, что её Рид был иным. После полного крушения её личной жизни у неё остался только этот малыш… Отныне единственное её утешение – Маленький Дракон, её чаяния, её заботы были связаны только с ним.

Хотя ребёнка нельзя было назвать хилым, он все же не отличался крепким здоровьем. И совсем не говорил.

С годами пройдёт, – думала она, стараясь утешить себя. Не может быть, чтобы её сын пошёл не в свою породу, не в своего могучего отца…

– Чего вам не спится, миледи? Рань то какая, даже петухи спят!