Мила Коротич - И всем мои девять хвостов

– Выбирают пока. Фифы размалеванные, ничего особенного, – и она улыбнулась Саше. – Все нормально. Тебя никто не видел и про тебя никто не спрашивал. Ой, блин! – напарница резко схватилась за живот. – Я сейчас вернусь, – и Леся умчалась в сторону служебного туалета.

Саша еще раз попыталась позвонить маме и проверила вотсап. Но галочка не посинела даже! Мама выключила телефон? Да неужели?! На почву страхов упала первая крупная капля сомнений…

На табло вызовов зажглась цифра семь. Тот самый столик, за которым расположились три главные сплетницы курса.

Уже сделали выбор и вызывали официантку, а Леся еще не вернулась. Вторая капля – немного тревоги.

К светящейся цифре добавился еще и звоночек. А Леська застряла там, в дамской комнате.

Еще чуть-чуть и будут неприятности у всей смены… А Леська всё не идет, поганка! Тревога и паника!

– Саша, почему ты здесь? Клиенты с твоего столика ждут! – голос хозяина Тян Ши не был ласковым. Сухопарый старик с жидкой бородкой, как показывают в китайских фильмах про кунг-фу, смотрел сурово. – Иди-иди! – одним взмахом руки он развеял все Сашины надежды на спокойный вечер. И бородка его сейчас девушке напомнила одно деревенское животное. Но пришлось подчиниться: Тян Ши был крут с персоналом, если было за что наказывать, но премии выплачивал щедрые и регулярно. А сегодня как раз должны были раздавать красные конвертики. Паника-паника-паника! Предел! Лишь бы не «поплыть», не провалиться в зыбкий кисель, где не помнишь, что было, а потом как в детстве расхлебывать последствия: «Мама, я плохо поступила? Нельзя так делать?!» А мама не обвиняет, поджимает губы, не отвечает. Прячет глаза, отворачивает лицо… Крепко держит в руках любимую чайную пару с розами. И на выходных в доме появляется новый набор посуды. Стыдобища. После очередного такого «поплыва» всю посуду дома взрослые сменили на эмалированную. Он дольше всех прослужил, этот набор с детсадовскими мишками. Окна также часто менять не могли и сколы на углах оставались года-два, пока не вошли в моду тройные стеклопакеты и мама тогда наскребла денег на замену окон.

А как всё хорошо начиналось! И сданная на повышенную стипендию сессия, и объявленная уже премия на работе, и фамилия в списках прошедших первый отборочный тур на заграничную стажировку. И если бы не эти собачьи царапины на лице! Но Саша поклонилась, как требовал рабочий этикет в «Серебряной луне» и пошла, вся заледенев внутри. Насмешки и сплетни обеспечены…

Леська, устыдившись приступа своей «медвежьей болезни» днем, весь вечер даже немножко заискивала. Но даже если к этому добавить премию от Тян Ши, не хватит, чтобы успокоиться после ехидства и замечаний по поводу расцарапанного лица, торчащих скул, раскосых глаз и полного отсутствия груди в девятнадцать Сашиных лет.

Вот и пора бы уже привыкнуть к свой азиатской внешности – она же с тобой с рождения, а всё же больно! И в школе было больно, и сейчас. Никто не называл Сашу Кислицкую «фарфоровой куколкой» или «китайской феей». Почему-то предпочитали совсем другие эпитеты всё детство. «Якудза» и «китаёза» – самые милые из них. «Интернатница-задница» – еще тоже безобидное. Хотя она совсем, совсем не помнила своей жизни до Некрасовки, до домика с белыми ставням и забором из зеленого штакетника по улице Орловской, 13. И в садик Саша ходила оттуда, и в школу, и в институт потом уехала оттуда же поступать.

И плакала очень в садике, когда вдруг поняла, что ей не достались ни мамины синие глаза, ни папины серые. «У тебя – черные, вот держи карандаш. Исправь свою картинку, – велела девочке воспитательница на занятиях по рисованию. – Художник должен рисовать правду!»

Саша ревела от обиды и даже рисунок, отобранный на областную выставку, и коробка конфет как приз за него – не утешили до конца. Она не такая как все вокруг, не такая, как мама и папа. Не родная, как она потом тихо поняла. Самого разговора она тоже не помнила.

Приемные родители не знали, как девочку утешить. Говорили только: «Давай сдачи!» Но попробуй тут врезать кодле матерящихся сельских мальчишек, когда ты одна… И вот-вот случится что-то, но к счастью, в последний момент всегда появлялся кто-то из взрослых и ничего не случалось действительно плохого. И всегда удавалось увернуться от комков грязи в спину.

Стала старше, вроде полегчало, или односельчане попривыкли. А в городе, куда уехала учиться, думала, что тут-то всем будет всё равно, а подковырки опять начались. Но гнобили уже за интеллект. Мало кто на ее факультете охотоведения принес из школы в аттестате оценки выше тройки, а у нее – серебряная медаль.