Татьяна Грач - Воронье наследство

От этих слов последние капли жалости испарились.

– Но и отказываться, потому что условия тебя не устроили, тоже не собираюсь, прости.

– Стоило догадаться, – Катрин сжала губы в тонкую ниточку. – Гаруш может отнести письмо моему отцу? Пусть приедет, заберет меня отсюда поскорее.

Эстелла не смогла сдержать нервный смешок от послышавшегося настойчивого стука клюва в стекло.

– Боюсь, любой, кто его об этом попросит, сильно пожалеет.

«И я тоже пожалею, если сейчас открою окно», – пришло в голову, когда рука уже тянулась к ручке. – «И что с того?»

Влетевший в комнату Гаруш радостно захлопал крыльями. Не успел закаркать: Эстелла вовремя прижала палец к губам.

– Тс-с. Веди себя тихо. Мне очень жаль, но хозяин дома не рад тебя здесь видеть. Идем, покажу тебе нашу комнату.

Ворон и впрямь затих. Прижался к Эстелле, будто стараясь стать как можно меньше. Только оказавшись в спальне по соседству с занимаемой Катрин, он взлетел, открыл клюв… но не издал ни звука. Эстелла едва успела подхватить что-то маленькое, серебряное. Маленькую пластинку-кулон на цепочке.

Очень знакомую пластинку.

« Музыкальный театр «Инкансо» », – прочла Эстелла выгравированную надпись. Достала из сумочки второй кулон, точно такой же.

«Илай был знаком с моими родителями?»

Обрадоваться такой находке, или поддаться липкой волне ужаса? Решить оказалось непросто. Пластинки – по одной на каждой ладони – словно обжигали. Эстелле показалось, что еще несколько секунд, и на коже отпечатаются скрипичные ключи. Не раздумывая дольше, она протянула один из кулонов Гарушу.

– Спасибо, – она потрепала его по голове, когда приблизился. – А теперь будь добр, отнеси туда, откуда взял.

По-прежнему не издавая не звука, Гаруш вылетел в открытое перед ним окно. К тому месту на дороге, где час назад стояла их застрявшая повозка.

Повозка заняла почти половину мастерской. Илаю пришлось в кои-то веки разложить все инструменты на предназначенные для них стеллажи, чтобы расчистить оставшееся место. Ничего, рано или поздно нужно было навести здесь порядок.

«Лучше бы позднее», – хмыкнул он про себя.

Илай часа полтора провел за работой, полусогнувшись при скудном свете свечи, и теперь глаза у него слезились. Но жаловаться было не на что. Да, поправить колесо и сменить сломанную балку не составило труда, зато вот внести некоторые изменения – тут пришлось постараться.

Их кучер будет рад.

Наверное.

Непременно будет, если все получится, хоть и не просил об этом. Когда все получится. Когда повозка поедет плавно и раза в два быстрее обычного. А главное – без помощи лошадей. Вряд ли кучер вообще догадывается, что такое возможно, а Илай как раз искал, на чем проверить свое изобретение.

Но это позже. Завтра, прямо с утра, нужно будет провести испытания.

Илай вытер испачканные мазутом руки о штанины. За окном уже виднелась поднимающаяся над горизонтом Луна. Как же быстро наступила ночь, он и не заметил.

Ночь – пора для других, невесомых и невидимых большинству людей материй. Илай взял со стеллажа маленькое круглое зеркальце в серебряной оправе. Точнее, то, что со стороны казалось всего лишь зеркальцем. Самое время. Другого может еще долго не представиться, ясные ночи здесь редки.

Он поймал в отражение луч лунного света, направил на единственную гладкую стену в мастерской. Привычно досчитал до восьми, пока отраженный белый круг не затрепетал, будто испуганное нежное создание.

– Как прошла встреча? – спросил мелодичный женский голос. – Расскажи все без утайки.

Илай машинально загородил собой вид на повозку, сам до конца не понимая, зачем. Если его маленькое увлечение и увидят, то вряд ли осудят. Она бы точно не осудила.

– А особо нечего рассказывать, – Илай пожал плечами.

Совершенно нечего. Он ожидал от сегодняшней встречи гораздо большего. Стоило ли? Вообразил себе невесть что. Определенно, не стоило.

– Вижу, ты разочарован, мой мальчик? – в голосе послышалось беспокойство.

– Разочарован? Вовсе нет, с чего бы?

Сказать это оказалось легко, только эта легкость не ввела в заблуждение собеседницу.

– Ты можешь лгать мне. Это ничего, я вовсе не обижусь. Но никогда, слышишь, никогда не лги самому себе.

Как обычно, видит насквозь. Ее слова будто сдернули пелену с глаз, помогли увидеть все в истинном свете. Даже то, в чем он не хотел себе признаться.

– В ней нет ничего особенного. Обычная девчонка, уж простите за такие слова. Даже ее ворон, кажется, поинтересней будет. Может, мы ошиблись?