Любовь Черникова - Огонь в твоих глазах. Испытание

Все утро Пасита пристально вглядывался в лицо молокососа, пытаясь по выражению понять, снилось ли тому что-то особенное. Тот, обнаружив его интерес, спросил: «Чего таращишься, тин Хорвейг, аль влюбился? Так, я это, к мужеложцам не отношусь, не обессудь».

На следующий день все повторилось. Пасита сначала даже успокоился. Похоже, сны прекратились вовсе, и больше не надо глотать горькую жижу, от которой с утра мутит, кишки сводит и раскалывается голова – то ли вредная знахарка специально такой отвар им готовит, то ли и правда ничто другое попросту не подействует? И все ничего, если бы через несколько дней он не заподозрил неладное.

Девчонка, поартачившись, снова согласилась медитировать, но теперь Пасита больше не ощущал потоков её силы, мощное ровное завихрение которых нельзя было ни с чем перепутать. Защитник со временем даже научился их видеть, как умеют некоторые наставники. Теперь же – ничего, как он не старался. Все, что удавалось ощутить, это едва теплящийся отголосок силы. Все.

Это было нехорошо. Одно дело, когда невооружённым взглядом будет заметно, какую мощь таит в себе эта хрупкая Защитница, и совсем другое, если он, опальный Защитник, притащит в Орден какую-то девку и будет убеждать, что у неё есть сила . Прежде чем отвести Киру в Круг Определения, придётся заставить себя выслушать. Пасита не сомневался в своём успехе, но и отказываться от явного преимущества не собирался.

Новая мысль окатила ледяной волной: «А вдруг её силу забрал Излом? Вдруг ничего не осталось? И что тогда? Неужели все зря? Конец всем надеждам? Останется разве что довольствоваться проведённой вместе ночью, прежде, чем отправить её восвояси?»

Пожалуй, от этого поступка его не удержит даже Махаррон. Мысль о том, что старик после всего не сможет пойти против Кодекса и заставить его жениться на обесчещенной внучке, вызвала нездоровое веселье.

Подковы Ярого перестали издавать чавкающие звуки и глухо застучали по твёрдой земле. Хвала Керуну! Выбрались на большак, пора прекращать это безобразие. Пасита развернулся и крикнул:

– Давайте в седло! Хватит дурью маяться, так и до завтра к Красным Горкам не поспеем.

На этот раз спутники не заставили себя ждать, сказывались проведённые в дороге дни. Заучка, с видимым облегчением, едва ли не первым взобрался на свою покладистую кобылу, остальные последовали его примеру, на ходу пытаясь стряхнуть прилипшие к подошве комки грязи.

На большаке лошади пошли увереннее. Здесь на юге Княжества было не в пример теплее, чем в Приграничье. За прошедшую седмицу они будто медленно въехали из зимы в весну, так сильно изменилась местность вокруг сразу за болотами. Снег в лесу ещё не сошёл, но на полях растаял, напоминая о себе лишь светлыми пятнами тяжёлых серых куч, раскиданных здесь и там. Воздух пах прелой листвой, сыростью и перегноем, звенел от свежести. По утрам путников непременно будил щебет птиц, которых не обмануть даже неожиданным снегопадом.

Путешествие выдалось лёгким. За ними никто не гнался. Они не торопились, останавливаясь задолго до заката. Обустраивали стоянку без спешки и обязательно находили время, чтобы немного размяться. Тренировки затевали не всегда, но медитировать Пасита заставлял каждый вечер. Он все время внимательно вглядывался Кире в лицо, это мешало сосредоточиться, казалось, будто он что-то подозревает. Хоть охотница и считала все это собственными домыслами, но, памятуя о наставлениях знахарки, принимала зелье украдкой, притворяясь, что ходит по нужде. Рука сама легла на грудь, проверяя потайной кармашек, в котором хранился замотанный в тряпицу маленький флакончик тёмного стекла. Тот оказался на месте, да и куда ему было деться?

Набежавшие тучки просыпались-таки мелким и неожиданно колючим снежком – последней привет зимы. Порыв ветра швырнул его в лицо, заставив зажмуриться. Полночь недовольно фыркнула и мотнула головой, ускорив шаг. Догнала едущих бок о бок адепта и курсанта, пошла медленнее, приноравливаясь к их скорости, и пригнула голову. Охотница усмехнулась такой находчивости. За широкой спиной Крэга и правда было не столь ветрено.

Кира тайком наблюдала за Наарроном. В последние дни он был сам не свой, отвечал невпопад, частенько витал в облаках и тяжко вздыхал, вперившись вдаль: «Небось, по Глашке скучает?» Сейчас брат что-то рассказывал другу, и она невольно прислушалась.

– Я не знаю! – в голосе Нааррона прозвучало чуть ли не отчаянье, он воровато оглянулся.