Елена Яворская - Госпожа

Эрн молча слушал, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза.

– Я вижу, ты совсем загрустил. Ну, довольно. Раз уж ты уезжаешь, надо с пользой распорядиться тем временем, которое у нас осталось. Я не хочу, чтобы в Восточном имении ты остался без пищи для размышлений. Итак, твой излюбленный вопрос – ты ведь не раз возвращался к нему, Эрн, ответа так и не нашел, вот и сейчас думаешь: если раб способен самосовершенствоваться, если при надлежащих условиях он может стать неотличимым от господина, то почему же один – раб, а другой – господин, – Учитель долго молчал, словно дожидаясь, покуда огонь в камине разгорится в полную силу. – Не знаю, насколько ты отдаешь себе в этом отчет, но ты задал самый опасный вопрос. Ответ на него равнозначен ниспровержению устоев. Поэтому и рабам, и господам с детства внушается безопасная ложь, тебе она очень хорошо известна: рабы якобы не в полной мере люди, их разум слаб, их способности ничтожны, они мало чем отличаются от прочего домашнего скота, разве только некоторым внешним сходством с господами. Только некоторым, ведь считается, что и физиологически рабы устроены примитивнее господ. Я не вполне постиг эту теорию, очень уж громко протестовал мой здравый смысл… но, насколько я понимаю, ее суть такова: мозг раба слишком мал для познавательной деятельности, тело несовершенно и не воспринимает утонченных удовольствий…

Эрн насмешливо улыбнулся.

– Эти рассуждения кажутся тебе безумными, Эрн? – вскинул брови мужчина. – А между тем далеко не все в них ложно. Конечно же, бредни о природных различиях – полная чушь. Но если принять во внимание, что порядок вещей неизменен полтысячелетия… и как бы низко не пали некоторые из господ, вынужденные служить гувернерами, управляющими, надсмотрщиками, ни один из них не забудется настолько, чтобы сочетаться браком с рабыней, ни одна госпожа не падет так низко, чтобы стать подругой раба. Связь господина и раба противоестественна – этот постулат священен, ибо он основа основ. Ни одному господину не придет в голову обучать раба грамоте, зато покорности раба учат с младенчества… не учат – дрессируют, как животное. Где уж рабу сравняться с господином!

– Я понимаю, Учитель. Но я понимаю и другое: человеку нельзя запретить мыслить и чувствовать.

– Красивые слова! – махнул рукой Учитель. – Рабам это ни к чему. Из поколения в поколение их отучают от этой опасной привычки, подменяя ее инстинктом повиновения… И вообще, для того, чтобы рассуждать об этом, ты сначала должен определиться, кто же ты сам – раб или человек. Я не хотел тебе помогать, я думал, ты сам справишься. Но теперь тебя усылают на восток, так что… Вот, возьми, – Учитель подал Эрну тетрадь в темно-синем переплете. – Я был не намного старше тебя, когда начал искать ответы на свои вопросы. Здесь я обобщил то, что успел понять за два десятка лет. А чтобы прочесть, хватит и ночи…

– А чтобы понять, может и жизни не хватить? – Эрн пристально посмотрел на Учителя. – Вы ведь это хотели сказать?

– Хотел, – спокойно согласился Учитель. – Но ты сам догадался. Я же говорил – смышленый мальчишка. Ну, не буду тебе мешать.

Учитель кликнул собаку, вышел во двор и плотно затворил за собою дверь.

Он вернулся на рассвете. Эрн, сидевший в его кресле, порывисто встал ему навстречу, сделал шаг – и опустился на колени.

– Как это понимать? Мало тебе того, что ты перед господами в пыли валяешься, ты еще и передо мной…

– Нет! – горячо воскликнул Эрн, поднимая голову. – Неужели вы не понимаете… неужели не понимаете, что вы, быть может, единственный по-настоящему свободный человек на свете?!

– Чушь! То, что уразумел я, может осмыслить и другой!

– Учитель… Я недостоин вас… Я слишком раб…

Эрн и не подозревал, какой вызов прозвучал в его словах. Но проявлять мягкость Учитель не собирался.

– Довольно. Встань, – презрительно бросил он. – Я не знаю, чего в тебе больше – раболепия или дурацкой мальчишеской восторженности. И разбираться недосуг. Если ты говоришь, что ты раб, – значит, так оно и есть. И тебе давно пора возвращаться. К твоим господам.

– Простите, Учитель, – прошептал Эрн.

Это пробуждение было хуже прежних.

Вирита долго лежала с закрытыми глазами, пытаясь привести мысли в порядок. Тщетно. Наверное, потому, что больше всего на свете ей хотелось просто забыть вчерашний вечер. Нужно забыть – и тогда все наладится… Просто? Забыть?

Нет.

Забыть – значит, позволить снова себя обмануть.