Аста Корнели - Амирэвсле

Обыкновенно солнечный, южный августовский полдень. Я вошла в маленькое здание нашего театра. Нет, сегодня у меня нет занятий по восточным танцам. Украдкой взглянув на охранника, я проворно скользнула мимо него, предъявив пропуск, и взбежала по узкой крутой лестнице на второй этаж. В этот день мне не положено быть тут. 15:26 на часах. Идут репетиции к спектаклям. Я тихо пробираюсь к большому залу, откуда доносится музыка из шоу «Феерия». Бархатная обивка перил и дорожка на ступенях пахнут не чем иным, как пылью, и мне хочется чихать. Обветшалые половицы скрипят при каждом втором шаге. Несмотря на это, я так люблю это старое здание, в нём таятся крупицы многолетних событий, смех, слёзы, пудра, просыпанная на раму картины, которая уже почти вжилась в волокна нитей, переплетённых в орнаменте, и теперь отливает золотом.

Мои мечты о театре в стиле постмодернизма рассеиваются, когда я прихожу сюда и вдыхаю раз за разом этот воздух с историей. И это только я, обычная девушка, которая вдруг решила посвятить своё тело и дух танцу пять месяцев назад. Что тогда переживают ежедневно артисты? Рутину или эйфорию? Театр – это их жизнь или всего лишь работа? Раздражает ли их этот запах, наслаждаются они им либо вообще не замечают?

Полог занавеса в конце короткого коридора, ведущего в большой зал – он же главная сцена, – задёрнут так, что сквозь малюсенькую щёлку можно наблюдать почти всю площадку. Труппа театра танца не в полном составе, однако мои глаза в толпе находят нужного человека. Катенька! Её ножки в чёрных гетрах, оттого казавшиеся особенно тоненькими, ступали на полупальцах так ловко, руки партнёра крепко удерживали во время вращения её кисти, на которых остались обширные красные пятна, как только он отпустил хватку. Каждый мускул тела и лица, в особенности губы – всё сосредоточенно и напряжено. Капелька пота застыла на её лбу, будто бриллиант, сияющий от луча солнца, проникшего в репетиционный зал. Музыка остановилась. Она выдохнула, смахнула уставшей рукой «бриллиант», закрыла лицо руками и, пользуясь паузой, сделала жадный глоток воды.

– Программу эту тысячу лет танцуем, ну что за самодеятельность! Вам мало позора в прошлом месяце, когда декорации посыпались благодаря вашим, мягко говоря, неуклюжим ногам? Вы ж мои лучшие ученики, мы лицо города, должны показать себя в наипрекраснейшем виде, чего мы стоим, защищать честь своего театра. Теперь всё зависит от свежести, нужно вносить в танец нечто новое, эмоции, глаза; да, кстати, где ваши глаза? О чём вы думаете во время танца? О технике? А может, о том, что проживает герой, или, постойте, что вы сегодня на ужин приготовите или сколько времени сейчас? Ах да, обо всём и сразу!

Александр Ермолин, слегка полный мужчина лет сорока пяти, был явно не в духе. Что-то ему не нравилось, и он не прекращал засаливать потными ладонями и без того жирные угольные волосы своей свежеокрашенной шевелюры без единой седины. А ещё я тут. Ух, как бы не попасть под горячую руку. Давай, Ника, соберись, подойди.

Ну уж нет, я не могу взять и войти в зал. Что я им скажу? Нужна ли вам танцовщица «востока», которая не с Востока, при этом очень худенькая и к тому же блондинка с опытом танцев в пять месяцев? О боже, тут и так столько луноликих девочек, танцующих беллиданс с роскошными формами и пластикой тела, миндальными арабскими глазами, с рождения отмеченные даром соблазнения одним только взглядом. Всё смешалось в моей голове, я просто неподвижно стояла и уже позабыла о Екатерине, Александре…

– Девушка! – Я вздрогнула от голоса, внезапно вернувшего меня из размышлений.

– Простите, я опоздала. – Я пыталась выкрутиться, сказав женщине-администратору, что я якобы артистка из труппы. Кажется, прокатило. Это одна из тех новеньких, кто не особо бывал знаком с каждым из танцоров, и мой уверенный тон ответа гарантировал мне успех, хотя бы в течение последующих пяти минут спокойного созерцания этой красоты, в которой я, в отличие от Александра, не видела изъяна.

А вот и перерыв. Артисты взяли вещи и удалялись из зала передохнуть. Я здоровалась с каждым из них (не знаю зачем). Дождалась, пока все выйдут, и что вы думаете? Вот она я, вхожу в зал. О, этот душный воздух, запах перемешавшихся духов, стирального порошка от одежды танцоров, пота и… искусства! Недолго думая, моё тело бросается в танец. Я начинаю танцевать всё подряд, что-то из «востока», что-то из балета, немного гимнастики со времён детских занятий… Тело не слушает меня, я ощущаю себя буратино с негнущимся корпусом, и музыки нет; но, наконец, я поймала волну, меня поглотила атмосфера вдохновения и труда, едва поток свежего воздуха от открытого окна коснулся меня невзначай. Теперь уже я почувствовала себя балериной, совершенствующей своё мастерство в одиночестве, потому что она хуже остальных и, чтобы удержаться на плаву, нужно пахать, работать над каждым жестом. Огромное желание вместе со старанием обязательно превратят утёнка в лебедя. Я верю!