Елизавета Никонова - Сказ о пеньковском оборотне

— Остался один! Один, и наша страна, наша великая держава, освободится от их гнета! Настал конец их расе, и мы поможем ему приблизиться! Так?

— Так! — взвыла тысяча глоток, а главный священник продолжил:

— Все вы знаете, что вампирский род терроризировал наш мир с незапамятных времен. Долгие-долгие века мы терпели, нас унижали, нас выселяли, бесстыже рвали зубами… Долгое время мы боялись, прятались, как крысы, но теперь мы — сила! Они спят днем и в этом их слабость — наша удача. Эти твари неумолимы, им доставляет радость видеть наши стенания и слезы, так заставим же их стенать!

— Заставим!

— Убьем!

— Хватит с нас страданий!

— Дави гадов!

— Не гадов, — поправил священник. — Гада. Этот — не такой, как прежние, он Древнейший! Возраст этого упыря превосходит две тысячи наших лет, наших кровавых мук. Он — само зло. Демон во плоти. И он в спячке.

— Спячке? — Переспросил староста.

— Да. Благо Господа, да. Подобно болотной твари храпит он в старом храме вот уже несколько веков. Храпит и видит во сне нашу кровь . Кровь наших детей. Убьем ли мы его!?

— Убьем!

«Вот и молодцы! — злорадно подумал священник. — Посылай на смерть дуралеев, а сам живи да не тужи. Глупые деревенские чурбаны! Они и не подозревают, что деревеньку их сожжем, женщин сдадим во владение великой церкви, а детей, этих нечистокровок — утопим в болоте. Это проклятая земля, но я ее очищу. Очистит великий огонь. Они людишки, живущие в грехе, их души уже горят в Аду. И скоро они это поймут — Огонь очистит!»

Отец Фана Тик усмехнулся и махнул рукой — мол, начинайте, и наклонился к уху верного помощника:

— Как только зайдут, запри двери храма. Демон проснется и поубивает их всех, а мы тем временем займемся деревней. Ах да, чуть не забыл: кликни старосту.

— Чего, святой отец? — Староста напоминал жирного индюка — пухлый, с отвисшим носом и тройным подбородком. Тик поморщился, но, вспомнив о своих немалых габаритах, помрачнел. Староста расценил это по иному: — Божье предзнаменование какое? Не завалим гада, да?

— Завалите, завалите, — успокоил мужика священник. — Ты только добудись его сначала.

— Кого!? — опешил староста.

— Упыря. — довольно пояснил Фана.

— Зачем!? — выдохнул пораженный староста. — Он же нас, Батюшка, поубивает всех.

— Не поубивает. Святое распятие вас защитит. — Священник протянул мужику дешевый крестик. — А это — чеснок — его остановит. Святая вода поработит, а молитва зачарует.

— Помилуй, батюшка, зачем же будить-то демона надобно?

«А затем, дубина, чтоб сожрал тебя, окаянного».

Но вслух священник пояснил по-другому:

— Если во сне убить его — не убьется. Только взирая на кол Божественный, сгорит Демон в его пламени. А чтобы проснулся поскорее, жертву Крови припасите.

— Каку таку «жертву»?

«Вот остолоп!»

— Какую, какую… ребеночка. Кроху. Детячья кровь их всегда будит.

— Но как же это, Батюшка?! — Вылупился староста. — Не могем же мы дите каке на таку беду толкать! Жалко!

— Или одно дите, или потом тысяча. Хочешь, чтобы он потом всех твоих детей пожрал? А?

Фана понял, что спор выигран. Староста задумался, содрогнулся и, махнув жирной лапой, потопал прочь.

Но вдруг остановился и проорал:

— Не обижайся, Батюшка, но я вот чо удумал: не мог бы ты с нами пойти, словом своим божеским пособить? С тобой спокойней будет.

Со всех сторон послышались одобрительные возгласы жителей деревни. «Вот черти!»

Священник мучительно напрягал извилины: пойти — себя угробить, не пойти — перестанет народ Церкви доверять, взбунтуется. И так и так — страх. Помощник делал огромные глаза, да он и сам понимал, что дело не «ах», но что ж поделать-то?

Перекрестившись (не в ту сторону) священник решил (скрепя сердце):

— Идем!

Вокруг пели, плясали и радовались, как могли. Священник же понимал, что совершил глупость, но сделать уже ничего не мог. Он подозвал своих Братьев и вздохнул:

— Черти подземные меня за язык дернули! Пойдете со мной. Будем стоять ближе к выходу — авось пронесет и сожрет их, а про нас забудет. Но деревенька все равно наша с потрохами. Всем ясно?!

— Да… — Уныло откликнулись священники.

— Тогда в путь!

Девочка боязливо жалась к матери, поглядывая на индюкоподобного толстяка и, хоть и не понимала разговора, чувствовала, как страх противным червячком скручивает внутренности.