Сара Маас - Двор холода и звездного света [Любительский перевод)]

Говорящий с тенями редкий гость. И миф, и ужас. Аз выглядел недовольным находясь здесь, но он пришел, когда я попросил его.

Возможно, в этом не было ничего плохого, что Аз иногда вспоминал, откуда он родом. Он все еще носил Иллирийскую кожаную форму. Не пытался содрать с себя татуировки. Какая-то часть его была Иллирийцем до сих пор. Всегда была. Даже если он старался забыть о ней.

Кассиан молчал около минуты, с непроницаемой маской на лице. Он где-то витал еще до того, как мы собрались за столом в старом доме моей матери, чтобы обсудить отчет сегодня утром. Он ушел в себя после Солнцестояния. Я бы поставил приличные деньги на причину всего этого.

— Отличным знаком будет, — сказал наконец Кассиан, — когда здесь появятся двадцать девушек в течение месяца.

Аз тихо фыркнул.

— Я буду держать пари, а вы…

— Никаких ставок, — сказал Кассиан. — Не на это.

Аз удержал взгляд Кассиана, даже вспыхнули его синие сифоны, а затем кивнул. Хорошо. Эта миссия Кассиана, родившаяся много лет назад и, возможно, движущаяся к успеху.

Я положил руку на плечо Касса.

— Маленькими шажками, брат. — Я ухмыльнулся ему, зная, что он не взглянет на меня.

— Маленькими шажками.

Для всех нас.

Наш мир вполне может зависеть от этого.

Фейра

Городские часы пробили одиннадцать утра.

Месяц спустя мы с Рессиной стояли у входной двери, почти в одинаковой одежде: толстые, длинные свитера, теплые леггинсы и рабочие сапоги на подкладке из короткой шерсти.

Сапоги, которые уже были забрызганы краской.

За те недели, после того, как семья Полины подарила мне студию, мы с Рессиной были здесь почти каждый день. Подготавливая место. Придумывая стратегию наших уроков.

— В любую минуту, — пробормотала Рессина, взглянув на маленькие часы, висевшие на ярко-белой стене студии. Это были бесконечные споры: в какие цвета окрасить помещение? Мы хотели все окрасить в желтый, а затем решили, что он не подойдет для вдохновения достаточно хорошо. Черный и серый были слишком тоскливыми, бежевый также не подходил для творчества… поэтому мы остановились на белом. Но стены в одной из комнат, мы окрасили в яркие, разные цвета. Зеленый, розовый, красный и синий.

Но основное пространство… было пустым. За исключением гобелена, который я повесила на одной из стен, черный цвет завораживал. И был напоминанием, как и невозможное переливание надежды, сверкающее повсюду. Работать не смотря на потерю. Создавать, что-то новое.

А затем появились десять мольбертов и табуретов в центре галереи.

Ожидающие учеников.

— Как думаешь, они придут? — Пробормотала я Рессине.

Фейри переминалась с ноги на ногу, единственный признак ее беспокойства.

— Они сказали, что придут.

В тот месяц, когда мы работали вместе, она стала для меня хорошим другом. Дорогой подругой. У Рессины был безупречный взгляд на дизайнерские решения, достаточно хороший, что я попросила ее помочь мне спланировать дом у реки. Вот так я его называла. Это был самый большой дом в этом городе. Не для показушности, а из-за практичности. Из-за размеров нашего двора, нашей семьи. Семья, которая, возможно, будет продолжать расти.

Но это будет позже. А пока…

Прошла минута. Потом две.

— Придут, — пробормотала Рессина.

— Может быть, они ошиблись временем?

Но когда я договаривала, они появились. Мы с Рессиной затаили дыхание, когда толпа подошла к студии намереваясь зайти.

Десять детей, Высших Фэ и фейри, и несколько родителей.

Я тепло улыбалась, даже когда мое сердце грохотало все быстрее с приходом новых детей, настороженных и неуверенных, столпившихся возле мольбертов. Мои ладони вспотели, когда родители встали рядом с ними, их лица были менее настороженными, но все же нерешительными. Неуверенными, но полные надежды.

Не только для себя, но и для детей, которых они привели с собой.

Мы не проводили рекламную компанию. Рессина переговорила с некоторыми друзьями и знакомыми и попросила их поспрашивать, у кого были дети, которым могло бы понадобиться место, чтобы выразить ужасы, которые произошли во время войны. Которые не могли рассказать о том, что они пережили, но, возможно, могли бы нарисовать или вылепить это. Возможно, у них не получилось бы, но сам факт создания чего-то… смог бы стать бальзамом для их души.

Как это было для меня.

Как это было для ткачихи, и Рессины, и многих других художников в этом городе.

Как только об этом стало известно, начали поступать запросы. Не только от родителей или опекунов, но и от возможных преподавателей. Художников Радуги, которые жаждали помочь-проводить занятия.