Екатерина Бакулина - Последний защитник для альвы [СИ]

— Ты не можешь этого знать.

— Вы тоже не можете, сир. Вы хотели знать мое мнение? Я думаю, любовь не зависит от того, кто ты. Если любишь человека по-настоящему, то не забудешь его никогда. Кем бы он ни был.

Так горячо и с чувством. Она действительно верит в то, что говорит.

— Ты любила когда-нибудь, Ивен?

— Нет, — просто сказала она. Чуть помедлила… — А вы, сир?

— Я?

Он никак не ожидал встречного вопроса.

Любил? По-настоящему? Так, чтобы никогда-никогда не забыть?

— Наверно, нет… — он смотрел в ее глаза, и… это было так странно. — Ивен, расскажи лучше о себе.

— Что рассказать?

— Не знаю, что-нибудь. Ведь в твоей жизни тоже были какие-то радости? Чем ты занимаешься там у себя дома? Что тебе нравится делать?

— Мне нравится ездить верхом, — она улыбнулась теперь уже открыто и искренне. — У отца всегда было много дел, на границе неспокойно. И он брал меня. Он учил меня охотиться на ледяных варгов и выслеживать ночные тени, скользящие по пустошам. Но больше всего я любила ночи у костра. И как отец поет…

— Ты охотилась на варгов? — он не поверил.

— Да. У меня есть арбалет… Отец считал, что оставлять альву дома куда опаснее, чем брать с собой. Бояться стоит только людей. После того, как в детстве меня чуть не отравили, он решил, что лучше присмотрит за мной сам.

Она улыбалась.

Правда…

Бояться стоит только людей.

Такая маленькая и хрупкая девочка, которая не доставала ему и до плеча. Напуганная и упрямая одновременно.

Дикие земли не терпят слабых.

У лорда Хейдара не было сыновей, была только дочь.

И все равно в это невозможно поверить.

— Ты смеешься надо мной? Ты умеешь драться? Умеешь держать оружие в руках?

— Немного, — сказала она, и в этом не было ни капли кокетства. Ее учили. Пусть она уступала мужчинам в силе, но, в случае необходимости, могла за себя постоять.

Она рассказала о варгах и о тенях, и о болотных огнях тоже. О том, как холодно бывает в горах зимой, о том, как на вершинах еще лежит снег, а в предгорьях, по весне, уже раскрываются синенькие колокольчики крокусов и желтые звездочки гусиного лука. И поля красного мака в середине лета… О серебряных бубенцах, отпугивающих злых духов, о старом Ваке, который знает следы всех зверей и всех птиц, о Тьюгге, который учил ее ловить рыбу заостренной острогой.

Полжизни ее прошло под открытым небом, вместе с отцом.

Не верилось.

Потом им принесли еще вина и пирожки с капустой, с мясом и с ягодами.

И Ивен забылась слегка, смеялась, рассказывая, как Оттер однажды пытался поймать выдру, стащивщую у него крупную рыбину, которую он собирался жарить к ужину. Но выдра оказалась хитрее, и пока он ловил ее, она перетаскала из ведра весь дневной улов.

Эйрик слушал. Это было приятно слушать. Настоящая жизнь звенела в ее словах и разливалась рекой. Удивительная жизнь.

А потом как-то незаметно начало темнеть. Осенний день короток.

Принесли свечи.

Ивен попыталась было встать, но замешкалась, не решилась.

— Уже так поздно, — осторожно сказала она.

— Я бы хотел, чтобы ты осталась, — сказал он.

«До утра». Но нет, этого он не сказал.

А она смутилась. По-настоящему, покраснела, отвела глаза.

Она все поняла правильно.

— Отец ждет меня, — сказала тихо.

Эйрик встал.

Она встала тоже, и стояла сейчас рядом с ним, так трогательно задрав подбородок, заглядывая ему в глаза. Почти с мольбой. «Отпусти меня».

Как же ее отпустить?

— Ты придешь завтра? — спросил он. Пока только спросил.

— У меня есть выбор?

Вся легкость беседы исчезла разом.

— Наверно, нет, — он попытался усмехнуться, превратить это в шутку, но было не весело. — Неужели сейчас было так ужасно говорить со мной?

— Нет, — сказала она. — Мне было приятно говорить с вами, сир. Но ужасно понимать, что это все ложь… все эти разговоры. Мы не друзья. И я не могу уехать домой. У меня нет выбора. Все это лишь притворство…

— Разве плохо чуть-чуть притвориться?

— Да, — сказала она. Отвернулась, словно пряча слезы.

— Значит, только ради отца?

Она кивнула. Дрогнули губы.

Она была так невыносимо хороша… Тонкий аромат рябины и ромашек.

И невозможно устоять. Притянуть к себе, почувствовать ее взволнованную дрожь всем телом, ее тепло…

— А если я попрошу, чтобы ты поцеловала меня? — тихо спросил он, обнимая. — Ради отца? Ради его будущего?

Наклониться и коснуться губами ее губ.

И тут же…

На мгновение даже потемнело в глазах. Эйрик никак не ожидал такого. По крайней мере, такой силы.