Екатерина Бакулина - Огни за рекой (Легионер) [СИ]

Шшш, шш-шшшш…

Шелестит ветер сухими метелками типчака. Налетает, кружит, то диким барсом прижимаясь к земле, то уносясь в небеса, пугая птиц. С востока, от Нижних гор идут тучи.

Холодно, пальцы коченеют на ветру. Я протягиваю руки к огню, пытаясь хоть немного отогреть, иначе кровь пойдет плохо, придется резать еще… Это последнее средство, я уже испробовал все, что мог. Лучше умереть, чем вернуться ни с чем.

Это последнее средство.

Беру в правую руку нож, сжимаю его левой ладонью с усилием выдергиваю. Боли еще нет. Кладу нож рядом с собой. Смотрю на глубокий порез, набухающий кровью. Кап. Кап-кап. Тонкая алая струйка падает в огонь.

— Прими… — замерзшие губы слушаются плохо. — Прими жертву!

Огонь взвивается, темнеет, испуганно мечется. С треском летят искры. Кровь… Сколько ее нужно? Сколько нужно, чтоб он услышал? Руки начинают дрожать, боль, до поры затаившаяся, вдруг накатывает. Еще? Надо еще. Пусть льется в огонь. Ничего, крови у меня хватит.

— Убери!

Глубокий густой бас, чуть с хрипотцой, тяжелая ладонь ложится на плечо.

Я поворачиваюсь рывком, едва не вскочив с места. Но та же ладонь останавливает меня — сиди. Это он! Точно такой, каким я запомнил его. Сколько раз я представлял эту встречу, лежа ночью без сна! Наверно, я предпочел бы, чтоб он явился в облике человека, но пусть так. Главное, что он пришел. Густая рыжая шерсть ерошится на ветру, а в янтарных глазах полыхает дикое пламя.

— Убери руку. Не оскверняй кровью огонь, — сурово говорит он.

— Я принес тебе жертву, Халид. Хотел, чтоб ты услышал.

— Я слышу тебя и так. Не стоило этого делать.

Он подходит к огню, садится на корточки, ласково шепчет что-то, и огонь понемногу успокаивается, начинает гореть ровно, словно домашний в очаге.

— Не делай так больше, Олин. Не лей в огонь… всякую дрянь.

Он подбрасывает сухих веток. Легкая, совсем человеческая ухмылка на зверином лице.

Я качаю головой.

— Иначе не вышло. Только так я смог вызвать тебя.

— Вызвать меня?! — он смеется, обнажая острые желтые клыки. Это смотрится жутковато. — Меня нельзя вызвать. Я не джин из бутылки, и ты не мой хозяин. Меня можно только позвать, и если я сочту нужным — приду.

— Я звал. Но ты пришел только тогда, когда я принес тебе жертву.

Я вижу, ему не по нраву мои слова, он хмурится, и небо супится тучами за его спиной. Где-то вдали слышны раскаты грома.

— Зачем мне твоя кровь?

— Не знаю. Илойские жрецы приносят кровавые жертвы своим богам. И они льют вино в огонь.

— Но они не льют в огонь кровь. А вино… лучше плесни мне в чашку, больше пользы.

Я поднимаюсь на ноги.

— Мне нужно поговорить с тобой, Халид.

— Я вижу.

Я хочу объяснить, и вдруг понимаю, что слов нет. Все, что хотел сказать, все, ради чего я скакал через дикую степь, все что мучило меня, разрывало на части, звало — все это кажется сейчас глупостью. Нет, хуже — это кажется ложью. Словно я сам пытаюсь обмануть себя. Этого ли я хочу?

Но отступать поздно.

Если я откажусь сейчас, если просто уйду — буду жалеть всю жизнь.

— Я хочу в легион, — говорю, выпрямив спину.