Екатерина Федорова - Похищение славянки

Забава поубавила шаг, не оглянувшись на двоюродную сестру. Здесь, за высоким забором добротного дома дядьки Кимряты, где глаза тетки Насты ее уже не видели, Забаве даже дышалось спокойнее. И можно было не на всякий Красавин крик отвечать…

Над забором высунулся соседский мальчишка, Ушата. Улыбнулся щербатым ртом, прокричал радостно:

— Красава-квашня, лицо как лопата, умом скудновата.

И как дыхания хватило прокричать всю дразнилку без остановки, удивилась Забава. А слова откуда подобрал? Вот же охальник.

Сестра сзади возмущенно завопила, швырнула в мальчишку камнем. Ушату словно ветром с забора сдуло. Забава вздохнула на ходу. Сдурела сестрица. Как можно за глупые слова в мальца камнями швыряться? Ладно он не соображает — но ведь Красава уже выросла, в невестин возраст вошла. У самой скоро дети появятся, должна понимать.

Двоюродная сестра догнала ее, тяжело дыша.

— Это ты его подучила? Отвечай, подлюка безродная.

Забава на мгновение остановилась, переметнула коромысло с одного плеча на другое.

— Да забудь ты этого мальчишку, Красава. Ясно же — глупое дите, только бы позубоскалить…

Но ясного ответа на вопрос — да или нет — она так и не дала. Пусть лучше сестра винит в этом ее, чем Ушату.

— Отцу пожалуюсь, — Грозно сказала Красава. — Наша семья не из последних… и людишки эти нам не ровня. У меня отец в самих подручных самого воеводы ходит. А у этого паршивца отец простой горшечник. Вот выпорют дурня, будет знать.

Забава на ходу вздрогнула. Еще искалечат мальца. А за что? За мелочь, за слово глупое. Сказала просяще:

— Да прости ты его, Красава Кимрятовна. Маленький он еще, несмышленыш…

Сестра завопила в голос:

— Заступаешься? Стало быть, сознаешься, что сама мелкого змееныша подучила?

Выбора у Забавы не было, и она покорно кивнула:

— Я, Красава. От зависти все. Позавидовала твоей красоте несказанной, вот и сбила с пути мальчишку.

После такого объяснения — Забава уже знала это по опыту — сестра обычно становилась помягче.

— Ах, так. Ну, матушка тебе покажет, — Счастливым голосом пообещала Красава.

Забава на миг сбилась с шагу, но тут же выправилась, снова пошла ровно. Подумала на ходу — ничего, выдюжу. Ушата для порки еще мал, а она уже выросла. Да и не станет тетка Наста ее пороть, так, побьет, поворчит да и успокоится. Может, еще без еды на два дня оставит. Невелика беда…

Из города они вышли через боковые ворота — не те, что выходили на большую пристань с торжищем, а другие, помельче, на другом конце города. Разморенный жарой стражник, сидевший на корточках под бревенчатой засекой (стена из поставленных стоймя заостренных бревен), лениво проводил их взглядом. И отвернулся.

Чтобы не говорили люди про князя Рюрика, одного у него не отнять — под его рукой город зажил мирно. Вон и боковые ворота держали распахнутыми день-деньской. А ведь года четыре назад все было иначе. И с тяжелым коромыслом, в то время ей и вовсе непосильным, приходилось идти через главные ворота, по самому краешку торжища. Не то, что теперь — рукой подать до воды…

На берегу озера, плескавшегося неподалеку от городских стен, все мостки оказались заняты. Бабы стирали, некоторые — зайдя в воду по колено. Мальчишки купались, прыгая в воду с дальнего края мостков. На берегу звенели крики, повизгивали девки. Красава, недовольно сморщившись, потребовала:

— Стой.

Потом, подбоченившись, окинула взглядом детей и баб на берегу. Решительно объявила:

— Дальше пойдем. Хочу, чтоб вокруг меня тишь да гладь были. Посидеть в тенечке, понежиться… А здесь солнце припекает и дети визжат. Мне такое не по нраву. Хочу, чтобы деревья рядом стояли, лесок шумел.

— Тогда до речки Лисовки придется идти. — Забава удивленно глянула. — Раньше нее леса на берегу нет, одни луга тянутся. Не близко это…

Красава вскинула голову, зло поджала губы.

— Хочу тень. И тишь. А ты давай работай ногами, а не языком, бездельница.

Забава молча развернулась, пошла по берегу, про себя досадуя на Красаву. Хорошо ей — идет, ручками помахивает. А ей на обратном пути тащить все постиранное. Да еще два ведра, сбитые из досок. Те от воды, как водится, намокнут, станут еще тяжелее…

До речки Лисовки, хвала матушке-Мокоши, они не дошли. Красава, притомившись, выбрала место, где берег становился крутым, поднимался обрывом, бросая на желтый песок внизу зыбкую тень. Встала на самом краю, огляделась, объявила капризно:

— Здесь сяду… сыщи-ка тропинку вниз. И меня по ней сведи осторожно, поняла? Давай ищи, недотыка.