Екатерина Федорова - Свадьба Берсерка

Отрываясь от них, Харальд подумал одобрительно — люди знают, что делают, поливая невесту кровью. Сжал ее плечи, проворчал:

— Не тяни.

Сванхильд послушно расстегнула пояс, который остался на нем, когда он стащил рубаху. Снова наклонилась, высматривая на его штанах концы завязок…

Харальд ощутил ее дыхание на своем животе, все влажном от крови. Хрипло задышал — и двумя пальцами подхватил венец, опять чуть не соскользнувший с золотистой головы, покрытой потеками крови. Бросил его на кровать, застеленную новыми покрывалами цветного полотна.

Окровавленное золото блеснуло на зеленом.

Девчонка отважно сражалась с завязками. Потом наконец их одолела. Всполошено откинулась назад, когда его копье наконец вырвалось на свободу — и застыло перед ней, уже налитое, даже не подрагивавшее от напряжения, стоявшее колом.

На лице у нее было смущение.

— Погладь, — шипящим голосом попросил Харальд.

Сванхильд, покраснев, сглотнула. И приласкала его тем жестом, каким гладят по голове детей — собрав пальцы пригоршней, округлым движением по навершию, скользким движением по самому копью, до живота. Замерла, робко пригладив кончиками пальцев поросль у основания…

— Еще, — потребовал Харальд.

И ощутил, как растягиваются губы в ровной улыбке, больше похожей на оскал.

Она одним пальцем, как-то изучающе, прошлась по его мужскому копью. Снизу вверх.

И он, задохнувшись, подумал — ну хватит. Подхватил ее под локти, поставил перед собой. Поспешно расстегнул на ней пояс, висевший низко, на бедрах. Отбросил тяжелую полосу из золотых блях к изножью кровати.

Красные камни блеснули из-под багровых капель крови.

Платье вместе с рубахой Харальд задрал на ней сам. До грудей. Тут же приказал:

— Раздевайся.

Ладони Сванхильд приняли из его рук скомканный подол, потянули вверх. Харальд, не дожидаясь, пока она стащит с себя липнувшую к телу одежду, накрыл ртом одну из грудок.

Снова ощутил вкус крови. Сладкий, пьянящий. И опрокинул ее на кровать.

Золотистые волосы в красных мазках, опаленные с одной стороны, рассыпались по покрывалу. Харальд стащил с себя штаны, накрыл ее тело своим.

Замер на короткое мгновение, глядя в глаза — темно-синие, широко распахнутые…

Густо пахло кровью, но Забава все равно была счастлива.

Харальд навис над ней, опираясь на локти. Попросил вдруг хрипло:

— Скажи что-нибудь… жена ярла.

Она задумалась. Тут же вспомнилось, как Тюра и Гудню советовали ей всегда восторгаться отвагой ярла Харальда. Хвалить его за силу, за победы.

Но говорить ему в глаза, вот так запросто, что он смелый…

Небось, и сам это знает, решила Забава.

Харальд ждал, приподнявшись над ней. Дышал рвано, часто. Серебряные глаза горели в полутьме, укрывшей лицо. Она, погладив его по щеке, наконец заявила:

— Харальд. Ты самый красивый…

Сказала она это совершенно серьезно — а он почему-то засмеялся. Низко, гортанно. Бросил:

— И белый? Сванхильд…

— Мне хорошо, — торопливо добавила Забава. — Мне очень хорошо. Потому что ты есть. Рядом, тут.

Харальд сверху одобрительно кивнул.

— Это хорошо, что ты мне рада.

Его колено тут же надавило, раздвигая ей ноги. Забава в ответ посмотрела удивленно — привыкла уже, что сперва он ласкает ее. А уж потом…

— Сначала мое удовольствие, — тяжело выдохнул Харальд.

И Забава ощутила, как тыкается ей между ног крупное, округлое навершие его мужского копья, отыскивая вход.

Затем вдавливается, врываясь неласково. И тело Харальда, все еще влажное от крови, опускается, накрывая ее. Заслоняя от всего мира.

— Потом твое, — хрипло пообещал он.

Забава вздохнула, погладила ему плечи — там, где по ним шли особо густые сеточки старых шрамов. Подняла колени, прогибаясь так, чтобы складки покрывала не терлись об чувствительные, едва поджившие рубцы на пояснице…

Харальд сверху с шипением выдохнул, довольно оскалился. Пробормотал, двигаясь в ней:

— Рада? Хорошо…

Его орудие скользило все более частыми рывками, по животу Забавы поползло первое тепло — тугое, трепещущее.

Но до сладкой судороги дело так и не дошло.

Потом Харальд рванулся в последний раз, придавливая ее к кровати. Замер сверху. Тут же с протяжным выдохом сдвинулся, перебрался на покрывала. Спросил:

— Больно не было? Я имею в виду, там, на спине.

Забава качнула головой, глядя на него. Хотя, по правде сказать, рубцы побаливали.

Следом она повернулась, прижавшись к его плечу, груди, животу — ко всему его телу сразу, горячему, пахнущему кровью. Бедром ощутила мужское орудие, сейчас опавшее…