Екатерина Федорова - Свадьба Берсерка

— Долгой и богатой жизни.

Вот и все, с замиранием сердца подумала Забава. Вот она и честная жена. И поступать ей следует, как жене.

Ее почти всю залили кровью. Хорошо хоть, в опочивальне было жарко натоплено — и намокшее платье не холодило тело. Только неприятно липло к коже.

Как только люди начали выходить, Харальд повернулся к Сванхильд. Глядел на нее и ждал.

Любопытно было, что она теперь будет делать. Слова Свальда всплыли в памяти…

Девчонка посмотрела на него, вскинула руку к своему лицу — но не коснулась его. Спросила серьезно:

— Можно кровь смыть?

Харальд качнул головой.

— Нет. До завтрашнего утра мыться нельзя. Иначе не видать нам с тобой ни счастья, ни долгих лет жизни. Придется потерпеть.

Она покивала, опуская руку. Замерла, глядя на него.

А качну-ка я лодку, вдруг подумал Харальд. И ощутил приступ веселья — которое, однако, не выпустил на лицо. Сказал строго:

— Теперь ты моя жена, Сванхильд. Поступай, как положено жене.

Его молодая жена снова закивала. И, взяв за руку, повела к постели. Замерла перед широкой — шире прежней — кроватью. Пару мгновений неуверенно смотрела на него.

Он кивнул, поощряя. Сванхильд протянула руку, положила ладонь на его грудь, надавила.

Харальд опустился на край кровати.

А следом ощутил, как брови сами собой поползли вверх. Сванхильд встала на колени у его ног. Взялась за завязки на сапогах.

Да она меня разувать собралась, с изумлением понял Харальд. Стаскивать сапоги с ног, как с немощного старика…

Сванхильд старательно распутывала узлы на завязках. Даже голову наклонила, чтобы высмотреть при тусклом свете светильников концы кожаных шнурков. На короткое мгновение отвлеклась от своего занятия, чтобы поправить венец, начавший сползать со склоненной головы…

— Сванхильд, — тихо уронил Харальд. — Что ты делаешь?

Она вскинула голову, робко сказала:

— Так положено жене…

— Я понял. Но вообще-то жене с мужа положено штаны стаскивать, а не сапоги, — Харальд вдруг фыркнул.

И подумал — Свальд все знал. Похоже, была у него славянская девка, успевшая выучить наречие Нартвегра и рассказать об их обычаях. Или у него — или у кого-то из его людей.

— Встань, — приказал он.

Сванхильд, растерянно глянув, поднялась. По пути чуть заметно покачнулась, ухватилась за его колено в поисках опоры…

Нога зажила не до конца, подумал Харальд, а она то бегает в рабский дом к Кресив, то бухается перед ним на коленки.

Сванхильд стояла перед ним, глядя сверху вниз. На серебряном клыке змея, вышитого на платье, повис сгусток крови.

— Тебе следует забыть обычаи твоей родины, Сванхильд, — медленно сказал Харальд.

И накрыл руками ее ладони, сейчас безвольно опущенные вниз.

Сладко и пряно пахло кровью. Он всем телом ощутил, что сегодняшняя ночь и впрямь будет жаркой. И долгой…

— Никогда не вставай на колени, жена ярла. Ни передо мной, ни перед другими.

А потом Харальд вдруг смолчал, потому что осознал — сейчас он обламывает девчонку под себя.

Но ни его живучести, ни его силы у нее нет. И неизвестно, что случится с ним самим весной. Если Сванхильд останется без него, на попечении Кейлева, то слишком много гордости ей ни к чему — женщинам это мешает жить. И выживать.

— Склоняться можешь, только если тебе угрожает опасность, — закончил он. — Однако сейчас ты в моей опочивальне. Крепость вокруг полна моих воинов. Не вставай на колени, когда опасности нет.

Сванхильд вдруг наклонила голову, спросила с едва заметной лукавинкой в голосе:

— А если ласкать? Ты вставал…

— Тогда можно, — торопливо согласился он.

И притянул ее к себе так, чтобы она очутилась между его бедер. Напомнил:

— Только не сапоги.

Сванхильд медленно начала опускаться на колени, прижав руки к груди — словно опасалась невзначай его задеть. Харальд поспешно распутал завязки на сапогах, до которых еще не добралась Сванхильд. Содрал их, потом стянул с себя рубаху. Утер сгустки крови, подсыхавшие на бровях, подумал — за ночь все равно бы отшелушись.

Потом потянулся и краем рубахи вытер лоб Сванхильд, уже стоявшей перед ним на коленях.

Та вскинула брови, окрашенные кровью. Выдохнула, осторожно укладывая ладони на его разведенные колени:

— А разве можно?

Харальд, наклоняясь к ней, напомнил:

— Нам пожелали жаркой ночи, Сванхильд. Поверь мне, к утру твое тело и так посветлеет. Я оставлю на тебе только разводы.

Он потянулся еще ниже. У припухлых губ был сладкий привкус крови.