Оливия Штерн - Страж её сердца [litres]

– Говорю вам, скоро вернутся, – убеждала Эжени старушку, – вот увидите. Не печальтесь, матушка, все образуется.

– Да как же… Не доживу. Точно не доживу! Сегодня на рассвете мне уже показалось, что небо дрогнуло и вот-вот свалится вниз, всех задавит, – сварливо кудахтала Марго. – Пастырь свидетель, это никуда не годится – выжить из ума.

– Так мне тоже это показалось, – спокойно отвечала Эжени. – А раз двоим показалось, так оно и было, и вы, матушка, из ума не выживаете, не беспокойтесь.

Эжени стояла спиной к дверям, а Марго вздыхала и смотрела в окно. Мариус негромко кашлянул, чтоб обратить на себя внимание.

Эжени резко обернулась, и испуганное выражение ее лица тут же сменилось на радостное.

– Пастырь! Какое счастье! Ниат Эльдор, вы вернулись! И ты, Алайна, вернулась! Марго, Марго! Вы только посмотрите!

Но Марго и так уже выбралась из кресла, шустро просеменила к ним и, не говоря ни слова, упала в объятия Мариуса.

– Мой мальчик, – прошептала, – мой самый лучший мальчик. Лучше всех.

– Да, это я.

Мариус одной рукой приобнял Марго, которая едва доставала ему до плеча, другой притянул к себе Альку. Так они и стояли. Эжени шмыгнула носом и торопливо отвернулась.

– Я так… это ничего…

– Как оно все сложилось? – подала голос Марго. Она все гладила Мариуса по руке, по плечу и смотрела на него так, словно он и вправду был ее самым-самым любимым мальчиком, ее сыном.

– Потом расскажу, – хмыкнул он. Затем кивнул Эжени: – Пойди и скажи Эндрю, чтоб в котел дровишек подбросил, нам бы помыться.

Через час Алька уже отмокала в огромной хозяйской ванне, такой огромной, что в ней можно было легко разместиться втроем или вчетвером. А так их было всего двое с Мариусом. Он сперва смыл с себя кровь, поливаясь из бадьи и стоя на мраморном полу, и только потом полез к Альке. Уселся напротив, положил руки на бортики и откинул назад голову. Глядя на Мариуса сквозь белый, пахнущий лавандой пар, Алька решила, что он – самый красивый, самый сильный и вообще самый лучший мужчина на свете. Не беда, что весь в старых отметинах. В конце концов, мужчину шрамы только украшают.

Вода была теплой, и Алька изо всех сил боролась с дремой. Все же она устала, очень устала. Да и Мариусу тоже несладко пришлось.

– У нас есть пара дней, – негромко сказал он, – не больше.

– Почему? Ведь теперь…

– Вот именно, птичка. Теперь Пелены нет, мир наполнен магией, бывшие крагхи наверняка потянутся на более плодородные земли, к людям то есть, а люди вряд ли будут готовы их принять с распростертыми объятиями. Появятся новые маги, те, кого задело при разрушении Пелены, появятся новые артефакторы и артефакты. Старые-то не работают. В общем, скоро может стать жарко.

Алька поежилась. Нарисованная Мариусом перспектива пугала до дрожи. Неужели начнется война? Нет, нельзя же так! И как тогда они будут? А Тиб? Он же в Эрифрее, в школе.

– Но! – Мариус сделал многозначительную паузу. – Но рано или поздно все утрясется, уляжется. Думаю, мы как-нибудь эти перемены переживем.

– Надзор мог бы помочь навести порядок, – сказала Алька первое, что в голову пришло, – но неизвестно, что будет на уме у следующего Магистра.

Мариус внезапно усмехнулся и весело ей подмигнул.

– Почему же? Я, так и быть, буду с тобой делиться своими планами.

– Ты – следующий Магистр?

– Так ведь предыдущий назначил меня своим преемником, – было видно, что Мариус веселится от души, – сам написал распоряжение и оставил в кабинете.

– Он ведь не собирался умирать, с чего бы? – Алька подозрительно прищурилась. – Не хочешь мне рассказать и это?

– Хочу. Но не сейчас.

Склонив голову к плечу, Мариус поманил ее к себе.

– Иди сюда. Помнится, я грозился тебя отшлепать за отвратительное поведение на скале, когда ты собралась распрощаться с жизнью. Иди-иди, птичка.

Отшлепать?

Алька почувствовала, что щекам стало жарко. Так, что даже прикрыла руками грудь под водой.

Мариус притворно вздохнул, а потом резко подался вперед, на Алькину сторону, так что она даже не успела и пикнуть. Прижал к бортику, несколько мгновений вглядывался в ее лицо, а потом поцеловал. Вот так просто, ни о чем больше не спрашивая.

Алька не стала отворачиваться. Несмотря на усталость, ей почему-то все равно хотелось этих поцелуев, этих бережных, вкрадчивых прикосновений. Но все-таки он оторвался от нее на минутку, чтобы сказать:

– Я не знаю, как жил без тебя, птичка. Наверное, это были не самые лучшие годы моего существования… Я тебя люблю, Алайна. А ты? Ты что-нибудь скажешь?