Оливия Штерн - Страж её сердца [litres]

Оно, конечно, не будет мгновенным.

Не один день пройдет, прежде чем Авельрон поднимется на ноги.

Но кости срастались, ткани начали восстанавливаться, и это было главное.

Веки Авельрона задрожали, и на Мариуса с окровавленного лица уставились серые глаза. Алькины глаза с длинными, слипшимися ресницами.

– Скала Клык, – прошептал Авельрон. – Она там. Иди к ней…

– Да, – ответил Мариус. – Я понял. Уже иду.

И выпрямившись, как был обнаженный, раскрыл перед собой пространственный коридор. Он помнил эту приметную скалу неподалеку от Роутона.

Артефакт сработал как надо. Дыра, конечно, получилась не в стене, ну да какая разница. И дыра получилась приличной, можно было просунуть голову и даже руки. Но внутри было темно, Алька с трудом разглядела в сумраке тускло блестящие резные пластины – но не бронзу и не медь. Чистое золото.

Она просунула в дыру обе руки, вцепилась в жесткие ребра артефакта и потащила его наверх, к солнцу. Попыхтеть пришлось изрядно, штука была тяжеленная. Но Алька победила, гордо вытерла пот со лба и огляделась в поисках камня потяжелее.

И такой нашелся. Определенно, сегодня Пастырь был на ее стороне.

Алька присела на корточки рядом с артефактом, еще раз его осмотрела. Странная это была штука. Размером с человеческую голову, вся завернута в сотни слоев золотых пластин, а между ними еще и куски слюды, словно окошечки. И вот из этих окошечек словно золотистый дымок шел. Он уходил вверх и очень быстро терялся уже на расстоянии локтя от артефакта.

– Ну что, – пробормотала Алька. На нее вдруг накатила нерешительность. Почему-то она не могла себя заставить разбить это магическое совершенство.

Она сжала в пальцах камень, развернула его и острым ребром направила на артефакт.

И в этот миг что-то дернуло в груди – неприятно и больно, словно хлыстом стегнули. Алька зашипела. А потом поняла, что произошло что-то ужасное.

Ее медальон перестал пульсировать. Совсем. Сделался просто мертвым куском металла.

– Нет! – выдохнула она. – Нет-нет, пожалуйста, Мариус!

Значит, она не успела. Может быть, именно эта минута сомнений и стоила жизни человеку, которого она смогла полюбить и который был достоин жизни.

– Нет-нет, – горестно прошептала она.

А потом сознание словно накрыла багровая пелена. И Алька, зарычав, ударила камнем по артефакту.

Слюдяное оконце на удивление спружинило, как будто оттолкнуло руку.

– Ах, так? – захлебнулась слезами. – Получай! Вот тебе! Будь ты проклят!

Ухватив камень двумя руками, она била и била, потеряв счет времени, потеряв счет ударам. В стороны полетели золотые осколки, мир содрогнулся, что-то непомерно огромное сдвинулось в нем и, скрежеща, провернулось. А она все била и била, и уже не понимала, что с нее синим дождем осыпаются перья и что морозный ветер кусает разгоряченную кожу.

– Мариус, – шептала Алька, – как же так, Мариус? Я так хотела… прости меня, прости…

В какой-то миг силы ее покинули, и Алька распростерлась на холодной скале. Не хотелось ни шевелиться, ни дышать. Она сжала в кулаке ненужный теперь медальон. Все, все оказалось зря. Ее сердце разбито, его уже не склеить.

Так она и лежала навзничь и глядела в чистое морозное небо. Руки немели, ноги теряли чувствительность. Алька вяло подумала, что вот теперь она замерзнет на этой скале и ее не станет – точно так же, как и Мариуса.

Она с ненавистью глядела на небо. Вот как так? Небо есть. Земля есть. А Мариуса больше нет. И ее скоро не станет.

Мысли крутились медленно. Алька встала, поднялась в полный рост, подошла к краю Клыка и огляделась.

В той стороне, где раньше была Пелена, теперь краснели странные горы. Выходит, она сделала то, что должна была, – только не успела, совсем чуть-чуть.

А что дальше?

«Дальше что-нибудь да будет, – решила она, – но только без меня».

Она глянула вниз. Скала Клык была высокой. Один шажок – и все. И где-нибудь там она обязательно отыщет Мариуса.

«А как же Тиб? Ты его оставишь?»

Алька покачала головой. Нет, она все же не могла оставить маленького Тиберика… Он хоть и в школе, но будет скучать, будет горевать.

И попятилась от края скалы.

И в этот миг ее обхватили крепкие руки, с силой дернули на себя.

– Ты что это задумала? С ума сошла?

Алька извернулась ужом и уткнулась в обнаженную грудь бывшего приора Роутона. Он был весь перемазан кровью, глаза совершенно безумные. Но он был, и был рядом.

– Мариус… – пробормотала она.

– Я тебе покажу, – прошипел он, хмурясь. – Вот только вернемся домой, и я тебе покажу! Ох, Алайна… Это беспримерная глупость, понимаешь ты?