Джин Соул - Сапфир и золото

Страстар собрался с силами и выбрался из медальона, чтобы напоследок взглянуть на принца Голденхарта. Он чувствовал, что в следующий раз заснёт надолго, если не навсегда: звёздной пыли в нём осталось совсем немного. Тот лежал навзничь, раскинув руки, левая — перекинута через спящего рядом Дракона. Из всех потомков Страстара он был больше всего похож на принцессу Северного королевства — его прародительницу. «Какая ирония, — подумал звёздный дух, — что история заканчивается там же, где и началась». К этому времени он уже знал, что Дракон и был тем застреленным юношей из воспоминаний Эрзахлояберты. Страстар принял физический облик, вышло расплывчато, ни на кого не похоже, и протянул руку к спящему принцу, чтобы потрепать его по волосам — на прощанье. Сделать он этого не смог.

В полумраке вспыхнуло янтарное сияние, Дракон проснулся и тут же перегнулся через спящего юношу, заслоняя его собой от неизвестной угрозы. Два сияющих золотом глаза уставились на звёздного духа, зрачки в них были как стрелы.

— Не знаю, что ты такое и откуда тут взялся, но лучше бы тебе этого не делать, что бы ты ни собирался сделать, — шёпотом сказал Эмбервинг.

— Я дух-хранитель принца, — сказал Страстар, отдёргивая руку. — Я не причиню ему вреда. Я всегда был тут, в медальоне. Взгляни сам: в нём нет камня сейчас.

Дракон, не теряя бдительности, натянутый, как струна, чуть скосил глаза, чтобы взглянуть на грудь спящего юноши. В золотой оправе сапфира не было.

— И что ты такое? — спросил Эмбер. — Никогда не видел тебе подобных.

— Я звёздный дух или был им когда-то, — сказал Страстар, раздумывая, говорить ли Дракону, что принц — потомок солнечной принцессы, и всё-таки решил не говорить. — Я с самого рождения приглядываю за принцем.

— Хорошо же ты приглядываешь, — фыркнул Дракон, припоминая бесконечные глупости, которые Голденхарт совершал, и опасности, в которые попадал. — Толку от тебя никакого.

Страстар вздохнул и согласно кивнул. Он мог лишь наблюдать.

— Кажется, — сказал он, — твои чары сняли с него проклятие.

— Какое ещё проклятие? — нахмурился Дракон.

— Проклятие звёздной пыли. Он мой прямой потомок, а все дети звёздных духов обречены странствовать, бесприютные, неприкаянные…

— Звучит уныло, — заметил Эмбервинг. — Хватит с него, настранствовался.

Страстар всё-таки провёл ладонью по кудрям спящего принца:

— В нём воплотились все силы и все слабости моего племени. Но теперь он в надёжных руках. А значит, я могу отправиться на покой.

Он превратился в звёздное сияние и заполнил пустоту в медальоне, превращаясь в сапфир. «Ну и ну, — подумал Дракон, осторожно потыкав в камень пальцем, но Страстар не отозвался, он уже замер. — Значит, вот откуда восприимчивость Голденхарта к волшебству. Кто бы мог подумать…»

Голденхарт в это время проснулся и озадаченно на него уставился. Эмбервинг наклонился над ним на локте и разглядывал его странным взглядом, глаза — драконьи, и сияние янтаря в воздухе, точно прямо сейчас в дракона обратится!

— Эмбер, что это ты делаешь? — спросил он, выгибая брови.

Эмбервинг очнулся, посмотрел уже юноше в глаза.

— Да так, думаю о своём, драконьем, — уклончиво ответил он.

Голденхарт, разумеется, потребовал объяснений. Что это ещё за «о своём, драконьем»? Эмбервинг засмеялся, наклонился ещё ниже к менестрелю, они едва не касались друг друга носами.

— Драконы ведь всегда держат слово, помнишь? — сказал он, и в его глазах искрой вспыхнуло озорство. — И я вот тут подумал и решил, что нам нужно хорошенько постараться, чтобы выполнить обещание, данное Сапфир.

Голденхарт вспыхнул.

— Знаешь, — отозвался он, — мы только и делаем, что стараемся. Может, нам лучше хорошенько постараться перестать стараться?

Эмбервинг хорошенько подумал и ответил:

— Нет.

Это было бы совсем не по-драконьи.