Джин Соул - Сапфир и золото

— Хотя бы о драконе вашем. Не боитесь вы его?

Все переглянулись и… расхохотались, как будто менестрель только что разыграл шута, а не самым серьёзным тоном задал вопрос. Юноша нахмурился. Старичок снисходительно похлопал его по плечу:

— А сам-то не боишься? С чего бы нам нашего господина бояться?

— Как же! Говорят же, что драконы людей едят? — вспомнил одну из легенд менестрель.

Все снова переглянулись, но на этот раз состроили серьёзные физиономии, а старичок-крестьянин беззаботно отмахнулся:

— А, об этом… Едят, конечно. По человеку в год — так заведено исстари. Быть может, господин наш Дракон тебя именно для этой цели и приволок. Жалеет своих-то.

Менестреля пробрал холодок.

— А черепа складывает в одной из кладовых, — продолжал старичок с серьёзным видом. — Немалые тысячи!

— Позволь-ка, — перебил менестрель, которого даже некий зародившийся в душе страх насчёт личины Дракона не смог сбить с толку, мыслил он ясно и рассудительно, — сколько же ему лет?

Старичок-крестьянин постучал по столешнице:

— Видишь кольца? По ним возраст дерева определяют: одно — за год. А мерил бы Дракон — так одно за сто лет. Не меньше!

Трактир менестрель покидал озадаченным и даже растерянным. Пошутили над ним или нет, но задуматься стоило. Если уж не о плотоядности драконов, так о долгожительстве. Легенды о подобном умалчивали, упоминая лишь смерть драконов от руки доблестных рыцарей. А если думать своим умом, то Дракон не должен быть слишком уж стар, даже если летосчисление драконов и отличается от человеческого, ведь в его янтарных волосах не было и тени седины, а морщины на лбу — так это обычное дело для людей (или драконов) серьёзных и вдумчивых.

— Кладовая на тысячу черепов? — пробормотал менестрель, вернувшись в башню и невольно разглядывая каждый угол, как будто думая отыскать там или сами черепа, или тайные знаки, которые непременно должны к этим самым черепам вывести.

Не особо надеясь на успех (понятное дело: если уж и прятать черепа, то в подземельях, а туда юноша в одиночку ни за что бы не сунулся), менестрель пробежался по лестнице, заглядывая в каждую из дверей. Все они были отперты, за исключением двери на четвёртом пролёте. Менестрель подёргал, повертел ручку, даже попробовал наддать плечом, но всё безуспешно. Тогда он встал на колени и приложил глаз к замочной скважине, пытаясь хотя бы так рассмотреть, что внутри. Черепов видно не было, комната вообще казалась пустой.

— Что это ты делаешь, господин менестрель? — удивился Дракон, который как раз вернулся в башню и застал юношу за этим недвусмысленным и точно неприглядным занятием.

Менестрель вскочил на ноги, вспыхнул стыдом и под пристальным взглядом Дракона как-то против своего желания или воли начал рассказывать, что увидел, услышал и узнал в деревне.

«Как же это так выходит? — думал он в то же самое время. — Слова-то как будто сами собой изо рта вылезают».

Дракон, воспользовавшийся вольно или невольно толикой чар, чтобы разговорить менестреля, слушал с серьёзным, даже несколько суровым видом, но в углах его рта то и дело подрагивало улыбкой, которую он пытался скрыть за напускной суровостью, а глаза начали озорно посверкивать, и это скрыть было уже сложнее.

— Так верно ли это, что драконы людей едят? — в лоб спросил менестрель.

Дракон взял юношу за плечи и подтолкнул к лестнице со словами: «Идём, так уж и быть, расскажу». Они спустились в трапезную, мужчина водворил менестреля за стол, сам присел на угол и, искоса на юношу взглянув, поинтересовался:

— А что, страшно услышать правду?

Менестрель подумал, взлохматил рукой волосы и засмеялся:

— Так-то страшновато, конечно, но больше любопытно.

— Даже и не знаю, что тебе сказать, господин менестрель… — Дракон сосредоточенно почесал затылок, прищурился. — Может быть, и едят. Что же до меня, то никакой «кладовой на тысячу черепов» в башне нет. А слухи эти… — Он засмеялся, уже не скрывая озорства, что никак не вязалось ни с его внешностью, ни с возрастом. — Слухи эти я сам пустил, ещё когда люди сюда впервые пришли и вздумали здесь поселиться… чтобы не докучали. В прежние-то времена боялись, теперь — дело прошлое: вместо сказок детишкам рассказывают.

Щёки менестреля залил румянец. Досадно было не за то, что старичок его обманул, а за то, что он едва тому не поверил, — как дитя малое, в самом деле! Однако же другое занимало его ум.

— Так ты, верно, стар, господин дракон? — предположил он осторожно, боясь навлечь на себя гнев столь неучтивым вопросом.