— Из всех нас ты всегда был самый прямодушный.
— Так скажешь или нет? — поинтересовался Рон.
Снова помрачнев, Гермиона мотнула головой.
— Меньше знаешь — крепче спишь, — она положила руки ему на плечи и взглянула прямо в глаза. — Я слишком долго думала, будто лишилась тебя. Я больше не хочу рисковать.
— Ох… — Рон почувствовал, как все слова разом куда-то делись: остались только острое осознание этой близости, скользящего вдоль её скулы луча света, взбрызнувшего золотом волосы. Полотенце на фоне белизны её кожи казалось снежно-белым. — Гермиона… ты… наверное… не должна…
Попытка что-то сказать потерпела неудачу, он почувствовал странное, тревожное головокружение — будто следствие яда, побочный эффект наложенных Пенси чар. Впрочем, неважно: сейчас — только коснувшиеся его лица пряди, медово пахнущие клевером…
…Неужели я до сих пор влюблён в неё?..
Она стала его первой любовью — бесплодной, детской, колдовской, причиняющей массу неудобств — то есть именно такой, о которой с ностальгией вспоминают спустя годы.
Но только не в его случае.
Его любовь отобрали, скомкали и швырнули в лицо; отняли очарование и сладость, подменив их болью. Она стала воплощением сделанной когда-то ошибки, символом того, чем бы он мог владеть и чего лишился… О, если б была возможность всё исправить…
— Что?.. — её глаза распахнулись, руки легли на плечи. — Ты волнуешься из-за того приворотного заклинания, что наложила на тебя Пенси?
— Ну… э…, ну, да. Понимаешь — немного, да… Я знаю — ты бы никогда…
— Ах, Рон, — шепнула Гермиона, — ты такой благородный и всепрощающий… а мы так с тобой обращались… Я никогда не хотела причинять Гарри боль, но иногда я желала… просто рядом с тобой многие вещи становятся такими простыми…
— Рядом со мной? — захлопал глазами Рон, пытаясь осознать, что именно в его жизни за последнее время казалось простым.
Гермиона подняла к нему лицо. На кончиках ресниц поблёскивали слёзы, она задыхалась, будто не стояла, а бежала.
— Давай это будет нашим секретом… только твоим и моим…
Он не раз слышал эти слова в своих мечтах, а потому узнал их.
…Не… не может быть… всё неправда, всё не так… Это сон — сон или кошмар…
Но Гермиона уже припала к его рту, а Гермиона была его другом, и он не мог найти в себе силы, гнева, чтобы оттолкнуть её… — и Рон замер. Ему прежде не приходилось испытывать такого поцелуя — горячего, глубокого, иссушающего — ему не хватило воздуха, глаза заломило от боли, кровь в венах вскипела, став огневиски… И тут он понял.
— Рисенн! — зашипел он, уворачиваясь от губ и слыша негромкий горловой смешок. Он попробовал отпихнуть её — не тут-то было; тогда он куснул её за губу — дьяволица ахнула от боли, с силой толкнула его. Ноги подкосились, и Рон плюхнулся на мраморный пол с чувством, будто он рыба, из которой только что выдернули все кости.
Она — в невесть откуда взявшемся белоснежном платье, в пролившимися на плечи чернилами волос — склонилась над ним, защекотав локонами. Рукой коснулась своих губ: на пальцах осталась кровь.
— Надо ж быть настолько безжалостным со своей любовью! Или это из-за того, что жить тебе осталось всего ничего?..
Рон смотрел на Рисенн сквозь дымку боли, и в ушах его звучал голос Гермионы: «если Гарри увидит его смерть, значит Гарри переживет этот день»…
— Нет, — отрезал Рон. — И не жди от меня жалости.
Глаза Рисенн расширились, однако он уже ускользнул во тьму; даже если она что-то ответила, он не услышал.
* * *
Мир ярким ковром огней крутанулся прочь и выцвел, подёрнувшись дымкой.
— Поттер?
— М-м… да?
— Это что — звёзды?
Гарри немного помолчал:
— Ты о чём? Ну, конечно же — звёзды… — он повернулся, чтобы взглянуть на Драко, и тот сильнее вцепился в его пояс. — Ты вообще к чему это спросил?
— Да так — ни к чему… Проехали, Поттер.
Гарри недоумённо отвернулся. Драко взглянул через плечо: вместо сияющих звёзд позади раскинулась темнота, то там, то сям проколотая яркими, режущими глаза точечками. В голове кто-то голосом Снейпа произнёс «слепота», и он со слабым всплеском отчаяния подумал, что противоядие, молекула за молекулой в этот миг покидающее его кровь, способна приготовить только Гермиона… И уже совсем скоро ничто не сможет встать не пути яда — только его собственные иссякающие силы…
Он надеялся, что их окажется достаточно.
* * *
Том медленно отнял руку от собственного горла. Глаза, до краёв наполненные злобой, блеснули, однако он не двинулся.
Читать дальше